древний, с полуразрушенными стенами замок, по другую сторону от которого в 
глубине тенистого парка высился дворец за фигурной оградой.
   – Там теперь музей, – сказала Паула. – Мы туда когда-нибудь сходим, я обожаю 
старину. А теперь давай спустимся вниз, на набережную нашей красавицы Шпре.
   Паула говорила искренне, но я не мог отогнать от себя чувство, что она лишь 
выполняет свой долг, а на самом деле не испытывает ни малейшего удовольствия от 
общения со мной.
   Действительно, я невесть зачем плелся по аккуратным улочкам Берлина. Почему 
кто-то должен терпеть пьяного солдата только на том основании, что тот провел 
много месяцев в снегу, грязи и ужасе? Те, кто счастливы, не могут понять людей, 
которые боятся радости. Мне надо было еще научиться понимать других, 
приспособиться и вести себя спокойно, никого не шокировать, правильно улыбаться 
– не слишком широко, не слишком напряженно. Рискуя показаться грубым или 
безразличным, я должен цзбежать того впечатления, которое, как мне кажется, 
производил после войны во Франции, рассказывающего скучные истории о войне. Мне 
порой хотелось убить тех, кто обвинял меня во лжи. Мне, паршивому солдату, 
которому не повезло служить в армии противника, нужно было научиться жить, 
потому что умереть у меня не получилось.
   В пять часов, у Одербркже, дав подробные указания, как вернуться на 
Клерингштрассе, Паула оставила меня. Прощаясь, она держала меня за руку и 
улыбалась, будто ей было жаль расставаться со мной.
   – Вечером я загляну к Нейбахам, – сказала она. – В любом случае, увидимся 
завтра. Спокойной ночи.
   – Спокойной ночи, Паула.
   Вечером я встретился с Нейбахами. В лице фрау Нейбах я без труда узнал 
своего друга. Несчастные люди не желали распространяться о трагедии, которая 
поставила крест на их мечтаниях. Идея послевоенной Европы больше ничего для них 
не значила: ведь умерли те, кто должен был унаследовать ее. Тем не менее они 
изо всех сил старались отнестись ко мне как можно радушнее. К нам 
присоединилась и фрау X., которая столь благородно предложила днем мне 
промочить глотку. После одиннадцати ненадолго появилась и Паула. Наши глаза 
встретились. Паула пошутила:
   – Пришлось днем дать ему урок хороших манер. Он принялся петь и танцевать 
прямо посреди улицы.
   Я вглядывался в лица своих новых знакомых. Отругают они меня или засмеются? 
К счастью, мы смеялись все вместе.
   – Ты поступила нехорошо, Паула, – сказала добрая фрау X. – Попроси у него 
прощения.
   Паула, покраснев, с улыбкой обошла стол и поцеловала меня в лоб. Я сидел, 
будто приговоренный на электрическом стуле, покрылся краской и не в силах был 
пошевелиться. Все это поняли и закричали:
   – Прощена!
   Паула радостно попрощалась с нами и скрылась за дверью.
   Паула! Паула! Как бы я хотел… сам не знаю чего. Я сидел окаменев, не понимая,
 о чем идет речь за столом.
   Они расспрашивали меня о родителях, о прежней жизни, но, слава богу, не о 
войне. Мои ответы были уклончивыми. На лбу горел поцелуй Паулы. Я бы с радостью 
ежедневно стоял с нею одной в карауле – вместо того чтобы с пятью-шестью 
солдатами на войне.
   Было уже поздно. Я искал предлог выйти из-за стола. Но пришлось просидеть с 
приветливыми хозяевами еще час, когда, наконец, все не собрались спать. Нейбахи 
предложили мне комнату Эрнста. Я рассыпался в благодарностях: к сожалению, 
военный распорядок таков, что мне нужно вернуться в центр. На самом деле мне 
становилось не по себе от мысли, что я буду спать в постели Эрнста. К тому же 
хотелось прогуляться по улицам. Вдруг наткнусь на Паулу.
   Нейбахи понимали суровость военного распорядка и не слишком настаивали. На 
улице меня внезапно охватила радость, я засвистел. Весело спрашивал прохожих, 
как пройти в центр, и без труда добрался до казарм. Паулу я не встретил. Я 
прошел мимо конторки, за которой два штатских играли в карты с солдатами. Один 
из них был фельдфебель, пообещавший решить проблему с моим отпуском.
   – Эй, ты, – позвал он.
   Я развернулся и отдал честь.
   – Это ты ефрейтор Сайер?
   – Так точно, господин фельдфебель.
   – Отлично. У меня для тебя хорошие новости. Кто-то из твоих родных приедет 
сюда навестить тебя через пару дней. Мне удалось добиться пропуска для членов 
твоей семьи.
   – Не знаю, как и благодарить вас, герр фельдфебель. Правда, я вам очень 
благодарен.
   – Да я сам вижу, парень.
   Я щелкнул каблуками, повернулся, а четверо мужчин обменивались шуточками на 
мой счет.
   – Ты развлекся в отеле «Фантазио», а?
   Они, вероятно, имели в виду бордель.
   Я лег спать, но провел бессонную ночь: все мысли занимала Паула.
   Прошло два дня, наполненные радостью. Я ни на шаг не отходил от Паулы. 
Обедали мы у фрау X., а ужинали у Нейбахов. Фрау X., от которой ничто не 
скроется, заметила, что между мною и Паулой возникли какие-то чувства. Это ее 
пугало. Она несколько раз давала мне понять, что война еще не закончилась и 
глупо в такой обстановке влюбляться. Потом я могу раскрыть свои чувства, но