– Да?.. Что стряслось? – спросил он. – Черт, уже рассвело. Заснул на 
дежурстве, черт побери.
   Он так рассвирепел, что мне было не до смеха. Впрочем, его оплошность 
позволила нам обоим выспаться. Неожиданно он указал винтовкой на раскрытую 
дверь. Еще не успев повернуться, я услыхал чужой голос. Один из русских, 
приютивших нас вчера, вошел и встал в проеме.
   – Товарищ, – сказал он по-немецки. – Сегодня утро нехорошо. Бах-бах уже 
рядом.
   Мы вышли из сарая. На крыше маленького строения перед нами стояли какие-то 
русские и осматривали окрестности. Мы услыхали новые взрывы.
   – Большевики уже рядом, – повторил украинец, повернувшись к нам. – Мы уходим 
с немец солдат.
   – А раненые где? – спросил мой товарищ, раздосадованный, что его застали 
врасплох.
   – Куда их положили вчера, – ответил иван. – Два немец умереть.
   Мы, ничего не понимая, смотрели на него.
   – Иди помоги нам, – сказал мой попутчик.
   Двое из тех, кто был тяжело ранен, умерли. Осталось четверо, которым тоже 
было несладко. Один из них стонал и держался за правую руку, у которой не 
хватало кисти. Начиналась гангрена, которая поглощала его последние силы.
   – Рой две могилы вон там, – приказал высокий солдат. – Мы должны их 
похоронить.
   – Мы не солдаты, – ответил иван с улыбкой.
   – Ты… рыть могилу… две могилы, – настаивал немец, нацелив ружье на русских. 
– Две могилы, и побыстрей!
   Глаза русского, уставившегося на дуло ружья, заблестели. Он что-то произнес 
по-русски. Остальные принялись за дело.
   Мы стали менять раненым повязки и тут услыхали на дворе звук мотора. Даже не 
раздумывая, выбежали наружу. Подъехало несколько бронетранспортеров, из них 
выскочили немецкие солдаты и побежали к колодцу. За машинами следовало четыре 
танка «Марк-4». Вышел офицер. Мы поспешили ему навстречу и объяснили, кто такие.

   – Ладно, – произнес офицер. – Помогите нам разгрузиться. Поедете с нами.
   Мы попытались сдвинуть с места «фольксваген», но это оказалось нам не под 
силу. Тогда его вытащили из сарая и бросили гранату. Через секунду автомобиль 
разлетелся на кусочки. Появились новые машины. Мы не могли понять, что 
происходит. На юго-востоке не утихали взрывы. Шоссе, проходившее через колхоз, 
теперь оказалось забито. Когда грузовики останавливались, я спрашивал, не знают 
ли солдаты про мою роту, но никто о ней и понятия не имел. Кажется, мои 
товарищи по 19-й роте успели уйти далеко на запад.
   Теперь я снова повернул на запад, оказавшись в машине в обществе солдат, 
собранных из нескольких пехотных подразделений. Мы, по-видимому, ехали 
параллельно линии фронта, перпендикулярно к позициям русских, которые с севера 
начали наступление в южном направлении, надеясь окружить наши войска, 
находившиеся по-прежнему в треугольнике Воронеж – Курск – Харьков. Полтора дня 
мы ехали на машинах, которые использовались в России со времен немецкого 
наступления 1941 года.
   Нашим войскам пришлось бросить большое количество грузовиков, тракторов и 
танков.
   Особенно тяжело приходилось танкам: они оказались в таких условиях, которые 
и в голову не могли прийти их разработчикам. Нередко можно было наблюдать, как 
один танк тащит за собой пять грузовиков. Но когда русские перешли в 
контрнаступление, стало понятно, что наши легкие танки не могли соперничать со 
знаменитыми «Т-34», намного превосходившими «Марк-2» и «Марк-3». Позже у нас на 
вооружении появились «тигры» и «пантеры», способные противостоять «Т-34» и «KB».

   К сожалению, на земле, как и в воздушных боях, нам приходилось сражаться с 
превосходящими силами противника, да к тому же на двух фронтах. По существу, 
оборонялась крепость, периметр которой составлял пятнадцать тысяч километров. 
Вот лишь один пример. Во время боев на Висле, к северу от Кракова, 
двадцативосьмитысячная немецкая армия при поддержке тридцати шести танков 
«тигр» и двадцати «пантер» оказалась бессильна против двух мощных советских 
армий, состоявших из шестисот тысяч солдат и семи полков, в распоряжении 
которых находилось тысяча сто танков различных наименований.
   К полудню следующего дня мы прибыли в деревушку, расположенную милях в 
пятнадцати северо-восточнее Харькова. Называлась она Учены, или как-то в этом 
роде, точно не помню. Повсюду горели деревни, и, судя по доносившимся звукам, 
поблизости все еще кипел бой.
   Легковушка офицера, взявшего нас с собой в колхозе, прошла вперед. Мы вышли 
из грузовиков. Впереди, на расстоянии восьми километров, мерцала освещенными 
ракетами линия фронта. Солдаты, вышедшие со мной, прислонились к изгороди и 
вытащили из рюкзаков запасы пищи. Их лица ничего не выражали. Мне же никогда не 
удавалось вести себя безразлично перед лицом опасности; тем не менее я 
попытался скрыть охвативший меня страх. Возможно, остальные тоже не желали 
показать, что боятся. Вернулся офицер; два фельдфебеля переписали наши имена. 
Затем нас разделили на отряды по пятнадцать человек под командованием сержанта 
или обер-ефрейтора. Офицер вскарабкался на сиденье машины и обратился к нам, не 
тратя попросту слов:
   – Противник отрезал нас от линии отступления. Чтобы обойти врага, нам 
пришлось бы повернуть на север, в равнину, где нет дорог. Там нам конец.