черная масса, от которой исходил зловонный дым. Из дымного облака появился 
фельдфебель с солдатом; они вытаскивали окровавленное и почерневшее тело.
   Мы, не размышляя, бросились помогать. Дым застилал мне глаза, я пытался 
различить силуэты людей. Мимо прошел кто-то, закашлялся и крикнул:
   – Не стой как вкопанный. Здесь слишком опасно. Вот-вот взорвутся боеприпасы.
   Я услышал шум мотора: дымовую завесу прорезал свет фар. Вдоль обочины ехал 
грузовик, за ним еще один, затем два… Конвой продолжал путь.
   Несмотря на пожар, я почувствовал, что замерзаю. Решил вернуться в кабину 
«рено», где хоть было более или менее тепло. Дым постепенно рассеивался, стала 
видна дорога; я увидел группу солдат, закутанных в шинели, собравшихся перед 
офицером.
   – Вы двое, быстро сюда! – прокричал лейтенант. Мы подбежали.
   – Ты, – обратился офицер ко мне. – Где твой пистолет?
   – Там, лейтенант, за вами… в «рено».
   От страха у меня задрожал голос. Лейтенант был вне себя от гнева. Он, верно, 
решил, что я потерял оружие и придумал эту историю, чтобы скрыть правду. Он 
ринулся ко мне, напоминая в этот момент взбесившуюся овчарку.
   – Выйти из строя! – рявкнул лейтенант. – Внимание.
   Я выступил вперед и только взял под козырек, когда почувствовал мощнейший 
удар. Хотя я успел пригнуться, шапка слетела на снег, открыв мои грязные 
нечесаные волосы. Я ожидал следующего удара.
   – В караул до дальнейших приказаний, – пробурчал офицер, переведя пылавшие 
от гнева серые глаза с меня на сержанта Тот отдал честь. – Ты просто мерзавец, 
– продолжал офицер. – Пока твои товарищи по оружию погибают, чтобы защитить 
тебя, ты даже не заметил, что нас собираются обстрелять два самолета. Ты должен 
был их увидеть. Наверно, заснул. Все вы у меня отправитесь на фронт, в штрафном 
батальоне. Три грузовика уничтожено, семеро погибло, двое ранены. Они, видно, 
тоже задремали. Вот что ты натворил. Ты недостоин оружия, которое носишь. Я 
доложу о твоем поведении.
   Он пошел дальше, не отдав честь.
   – По постам! – прокричал сержант, пытаясь копировать тон начальника.
   Мы побежали в разных направлениях. Я бросился за шапкой, но сержант схватил 
меня за плечо.
   – Возвращайся на пост!
   – Моя шапка, сержант.
   Солдат, стоявший там, где валялась моя шапка, передал ее мне. В 
растерянности я забрался в грузовик, водитель как раз заводил мотор.
   – Вытри нос, – произнес он.
   – Да… Похоже, я расплачиваюсь за остальных.
   – Да не волнуйся ты. Сегодня приедем в Харьков. Может, там и караулить будет 
нечего.
   После испытанного потрясения я был вне себя от гнева.
   – Сам-то он тоже должен был заметить самолеты. Или он не в конвое?
   – Что же ты ему это не сказал?
   Я подумал о двух маленьких точках, которые заметил в полудреме. В том, что 
сказал лейтенант, была доля правды, но мы даже не рассчитывали ни на что 
подобное. Ведь мы не сталкивались с настоящей военной опасностью, страдали лишь 
от недосыпания, мороза, бесконечной дороги, а также от омерзительной грязи, 
которую даже трудно себе представить. Мы так замерзли, что во время дневных 
остановок не умывались, да и воду найти было почти невозможно. Крестьяне, 
казалось, не понимали, что нам нужно, и смотрели на нас с удивлением. Все это 
отнимало время, а время было у нас лишь вечером, после наступления темноты, а 
тогда мы могли думать только о том, чтобы выспаться.
   Но все эти оправдания не вернут жизни моим товарищам. Одна мысль о том, что, 
поменяйся три грузовика местами, и на месте пострадавших оказались бы мы, 
привела меня в ужас. Я никогда не получал ранение, но какая это адская боль, я 
знал уже слишком хорошо… Теперь я не отрывал взгляда от ветрового стекла.
   – Если они вернутся, я уж их не пропущу. Водитель взглянул на меня со своей 
вечной усмешкой:
   – Лучше поглядывай и в зеркало заднего вида. Вдруг они прилетят сзади. – Он 
явно издевался надо мной.
   – Думаешь, я идиот. А что еще остается делать? Он пожал плечами. Выражение 
лица шофера не изменилось.
   – Да знаешь, тут ничего не поделаешь. Когда я сломал колено, то подумал о 
голове. Лучше было бы идти в другую сторону.
   – Вот оно что! И бросить наших товарищей, которые сражаются на фронте!
   Шофер посмотрел на меня, улыбка сошла с его лица. Но вскоре его лицо 
разгладилось, и он сказал тем же беспечным тоном:
   – Им надо было только послушаться меня: повернуться «кругом»! – Он явно 
передразнивал фельдфебеля.
   – Сам не понимаешь, что говоришь. Большевикам только это и нужно. Это 
невозможно. Война еще не закончилась. Так нельзя говорить.
   Водитель внимательно взглянул на меня:
   – Ты еще слишком молод. Думаешь, я говорю серьезно? Да нет. Надо ехать так 
быстро, как только возможно, и даже еще быстрее. – Как будто желая подчеркнуть 
сказанное, он нажал на акселератор.
   – Это я-то слишком молод! Меня бесит, когда ты так говоришь. Будто только от 
солдат твоего возраста есть толк. Разве на мне не та же форма, что и на тебе?
   Я сам не верил в слова, которые так страстно произносил.
   – Ну, раз тебе не нравится, возьми себе другое такси. – Водитель теперь в