почти забыл, что с каждой минутой мы все ближе подъезжали к фронту. Казалось, 
он еще так далеко. Мы ехали по разбитым дорогам, покрытым снегом и льдом. С 
обеих сторон их окаймляли холмы снега, образовавшиеся после расчистки. В 
просветах между ними виднелись разоренные и сгоревшие деревни и разбитая 
техника. Десятками километров мы просто ползли.
   Войска фон Викса, Гудериана, фон Рейхенау и фон Штюльпнагеля отвоевали эту 
территорию после нескольких недель напряженных боев; между Киевом и Харьковом 
было взято в плен несколько сот тысяч военнопленных. Количество советских 
боеприпасов, погребенных под снегом, поражало. И как они еще после этого 
держатся?
   От потепления начались новые снегопады, и нам снова пришлось взяться за 
лопаты. К счастью, два дня спустя к конвою присоединилась бронированная колонна 
сопровождения. К задней части танка мы прикрепляли четыре или пять грузовиков, 
и они, со включенными двигателями, медленно пробирались сквозь снег и лед.
   Однако вскоре низкие облака исчезли; показалось бледно-голубое небо. Столбик 
термометра резко пошел вниз, и нас охватил мороз. Иногда над нами пролетали 
немецкие пилоты. Мы им махали изо всех сил, а они покачивали крыльями самолетов.
 Медленно пролетали эскадрильи «Юнкерсов-52», направлявшиеся на восток.
   Горячие обеды больше нас уже не согревали. Мои руки снова закоченели. К 
счастью, на этот раз в нашем конвое был доктор. Каждый раз во время привала мы 
выстраивались в очередь у его грузовика. Он покрыл мне руки мазью, которая 
защищала ладони от холода. Я стремился к тому, чтобы сохранить ее на руках, и 
держал их в глубоких карманах шинели. Лишь в крайнем случае осторожно доставал 
руки, но так, чтобы удержать мазь.
   Долгие часы проводил я в кабине многотонного «рено», переваливавшегося с 
ухаба на ухаб. Время о г времени мы убирали снег, накапливавшийся внизу, или 
вытаскивали другую застрявшую машину.
   А вообще-то старались не выходить наружу. Пока что мне удавалось избежать 
ночного караула. Когда из-за темноты дальше ехать было невозможно, мы 
останавливались. Шофер не слезал с водительского кресла, а я спал на полу, ноги 
между педалями, прижав нос к мотору, от которого исходил отвратительный запах 
перегоревшего масла. Мы просыпались полуживые от холода.
   Задолго до рассвета начинали заводить замерзшие моторы. Гальс несколько раз 
навещал меня, но водитель заявлял, что на крохотную кабину нас и так слишком 
много. Он посоветовал мне самому навестить друга, но там меня встречал тот же 
прием. О том, чтобы переброситься парой слов под открытым небом, не могло быть 
и речи.
   Однажды, вскоре после того как мы проехали мимо крупного города, рядом с 
которым располагалось летное поле люфтваффе, к нам присоединился 
разведывательный самолет, вступивший в радиосвязь с командиром вооруженного 
отряда, который нас сопровождал. Минуту спустя самолет покинул конвой и 
отправился на север. Вслед за ним, разбрасывая гусеницами снег, исчезли танки. 
Мы продолжали путь, не испытывая особого беспокойства. Несколько часов спустя 
послышались отдаленные звуки разрывов. На мгновение все затихло, затем снова 
послышались взрывы, и снова тишина. В одиннадцать часов конвой остановился в 
деревне, покрытой снегом. Светило солнце, его яркий свет отражался на снегу, 
отчего у нас чуть не заболели глаза. Мороз был сильный, но переносимый.
   Мы подошли к двум полевым кухням, из которых тянулся дымок. Первым, кто 
пришел, повар предложил доставать котелки. Он был совсем не плох: готовил так, 
что претензий ни у кого не возникало. Единственной странностью его стряпни было 
то, что все блюда без исключения повар приправлял одним и тем же густым мучным 
соусом. Я присоединился к Гальсу и Ленсену; мы направлялись к грузовикам, неся 
дымящиеся котелки с едой. Неожиданно воздух разорвали звуки близких разрывов. 
Мы на мгновение остановились и прислушались. Кажется, и все другие тоже замерли,
 прислушиваясь к тому, что происходит. Снова послышались взрывы. Мы, сами того 
не осознавая, ускорили шаг.
   – Что там такое? – спросил Ленсен старого солдата, который забирался в 
грузовик.
   – Пушки, ребята. Приближаемся, – сказал он. Это мы угадали и без него, но 
нам нужно было подтверждение.
   – Ага, – сказал Гальс. – Пойду возьму пистолет.
   Лично я не воспринял все происходящее всерьез. Раздалось еще несколько 
взрывов.
   Раздался сигнал. Мы вернулись к грузовикам, и вскоре конвой отправился в 
путь. Час спустя, когда подъехали к вершине холма, орудия стреляли где-то 
совсем близко. Каждый разрыв в буквальном смысле слова сотрясал воздух. 
Водители стали резко тормозить, грузовики заносило. Я открыл дверь. Сзади на 
большой скорости ехал «фольксваген», через открытую дверцу машины лейтенант 
кричал:
   – Вперед, не останавливайтесь! А ты… помоги этому идиоту вытащить машину, он 
загнал ее в канаву.
   Я выпрыгнул из кабины и присоединился к группе солдат, которые пытались 
вытащить на дорогу «опель-блиц». Снова началась стрельба. Казалось, стреляют 
совсем рядом, где-то на севере. Медленно, с большим трудом «опель» вылез из 
снега, и конвой снова отправился в путь. Мы ехали по покрытой лесом гористой 
местности. По-прежнему раздавались глухие звуки взрывов. Неожиданно шедшие во 
главе колонны грузовики снова остановились. Выскочившие из машин солдаты бежали 
во главу конвоя. Что там произошло?
   Лейтенант, который не так давно ехал в «фольксвагене», тоже бежал вперед, 
собирая по дороге солдат. Захватив маузеры, мы побежали со всех ног и вскоре