– Еще до рассвета вы должны отправиться в отряд коменданта Ультренера в 
Минске. – Он повернулся к Лаусу: – Берите из депо пятнадцать машин и 
отправляйтесь.
   Непонятно, разве нельзя было позвонить? Зачем создавать себе лишние 
проблемы? Позже мы узнали, что во время нашего мирного сна телефонный провод 
был перерезан в четырех местах.
   Невозможно представить себе, сколько мы потратили сил на то, чтобы завести 
грузовики и вывести их из депо. Мы перетащили целые баррели бензина, чтобы 
наполнить бензобаки, и алкоголя, который заливали в радиаторы, и, валясь с ног 
от усталости, разгребли кубические ярды снега. И все это почти в полной темноте.
 По разбитой заснеженной дороге, по которой добрался до нас фельдфебель, 
отправились в путь. Один грузовик съехал в кювет, и мы битых полчаса пытались 
его достать. Его взяла на буксир другая машина, но это не помогло: она только 
скользила по снегу и сама едва не съехала в яму. В конце концов пришлось нам 
всем заняться спасением чертова грузовика: мы в буквальном смысле слова вынесли 
его на руках. Часов в восемь утра, еще до наступления рассвета (в этих местах 
рассветает довольно поздно), мы прибыли в подразделение Ультренера. Выстроились,
 дрожа от холода, на огромной городской площади, где уже стояло помимо нас еще 
две-три сотни солдат. В Минске кипела жизнь.
   Из громкоговорителей, расположенных на площади, слышалась речь верховного 
главнокомандующего. Он сообщал, что даже победоносной армии не избежать потерь 
и гибели солдат; наша роль конвойных войск доставить, несмотря на любые 
невзгоды, о которых прекрасно знает командование, продовольствие, боеприпасы и 
все прочее, что требуется войскам, ведущим наступление. Любой ценой мы должны 
пробиться к берегам Волги: только так сможет продолжать победоносную битву 
генерал фон Паулюс. От места назначения нас отделяет тысяча миль, так что 
нельзя терять ни минуты.
   После обеда мы отправились в путь. Я оказался один на 5,5-тонном ДКВ, 
нагруженном тяжелым автоматическим оружием. Дорога, ведущая из города, была 
прекрасно утрамбована, поэтому передвигались мы на большой скорости. Должно 
быть, здесь круглосуточно работала дорожная бригада. Снег на обоих берегах реки 
достигал двенадцати футов. Проехали через пост со множеством указателей. Мы 
свернули на стрелку: «На Припять, Киев, Днепр, Харьков, Днепропетровск».
   На дорожные работы согнали всех, кто в состоянии был держать лопату, вот 
почему мы за небольшой промежуток времени проделали сто миль и поднялись на 
вершину холма, с которого открывался вид на безбрежные просторы.
   Десять или двенадцать грузовиков, шедших впереди нас, сбавили скорость. 
Впереди отряд солдат убирал снег. Мощный грузовик толкал сани, снабженные 
чем-то вроде вентилятора, который разбрасывал снег во всех направлениях. А 
впереди лежали его огромные массы высотой почти в метр. (Дороги засыпали 
обильные снегопады, и без компаса даже невозможно было определить, где копать.) 
Наш командир с подчиненными ему офицерами рискнули совершить разведку в том 
направлении, где снег еще не был убран; погрузившись до колен, они обозревали 
горизонт и недоумевали, как же пробраться через эти непроходимые леса. В нашей 
машине было тепло, все окна закрыты, мотор работал.
   Последовал приказ выйти из грузовиков и взять лопаты. Их всем не хватило, и 
офицеры приказали работать досками, касками, даже подносами.
   Мы с несколькими солдатами решили отодрать заднюю дверцу грузовика и 
использовать ее как плуг для разгребания снега. Наши бестолковые попытки были 
прерваны свистком фельдфебеля.
   – На что вы надеетесь? Ступайте со мной; пойдем поищем работников. Да 
захватите оружие!
   Подобный поворот дела меня только обрадовал. Лучше уж идти с фельдфебелем, 
чем снег разгребать. Где он собирался раздобыть работников, совершенно неясно. 
Выехав из Минска, мы миновали всего две опустевшие деревни. Захватив винтовки, 
пошли в сторону от колеи, проделанной колесами грузовиков, с каждым шагом все 
больше погружаясь в снег.
   Первые десять минут я изо всех сил пытался поспевать за фельдфебелем, 
который шел впереди на расстоянии пяти метров от меня. Я начал задыхаться, по 
спине, под тяжелыми слоями одежды, заструился пот. Изо рта вырывался пар, тут 
же исчезавший в холодном воздухе. Я не отрывал глаз от глубоких следов, которые 
оставлял фельдфебель, пытаясь идти с ним в ногу, но, поскольку он был покрупнее 
меня, я каждый раз ступал ногой в снег. На горизонт даже боялся посмотреть: он 
казался так далеко. Вскоре березы скрыли от наших взоров конвой.
   Наш маленький нелепый отряд бесстрашно устремился в безбрежную пустыню снега.
 Так продолжалось около часа. Неожиданно, в полной тишине, мы услыхали звук, 
становившийся все громче и громче, и остановились.
   Фельдфебель сказал:
   – Теперь уже близко. Жалко упускать такую возможность.
   Что он имел в виду, я так и не понял, но вскоре услышал грохот. Слева я 
увидел черную полосу, прорезавшую снег. Поезд! Мы дошли до железнодорожной 
ветки. Но что это нам даст? Не взвалим же мы грузовики на вагоны?
   Поезд медленно двигался примерно в полукилометре от нас. Состав был очень 
длинный: черные вагоны, перемежающиеся изредка локомотивами, из труб которых 
шел дым, который сразу же исчезал, как по волшебству. Наверное, поезд был 
снабжен особым снегоуборочным механизмом.
   – Здесь полно товарных составов, – сказал фельдфебель. – В большинстве 
вагонов боеприпасы, но есть в них и пассажиры. Остановим один и возьмем русских 
работников.
   Наконец-то я понял.