Евреи в Германии не появились из ниоткуда, не свалились с неба и не просочились 
через границы незваными. Напротив, их пригласил на свои земли один из 
влиятельнейших политиков немецкой истории – прусский король Фридрих Великий. 
Пригласил, велел тщательно переписать и выдать паспорта. Собственно, с тех пор 
и появились еврейские фамилии «немецкого образца», а среди многочисленных 
немецких диалектов возник странновато звучащий «суржик» – идиш. Зачем монаршей 
особе понадобилось пойти на такой шаг? С единственной, вполне понятной всем, в 
том числе и самим евреям, целью – ради выгоды. На ту пору представители этого 
древнего народа подвергались преследованиям по всей Европе, а особенно – в 
Испании и Франции. Посему предложение прусского короля они приняли с радостью. 
А он, в свою очередь, заполучил немалое число благодарных подданных, 
поклявшихся хранить ему верность и регулярно платить весьма многочисленные 
налоги и подати. Фридрих был мудрым человеком, прекрасно знал историю и понимал,
 насколько легко малочисленные диаспоры ассимилируются среди более сильных и 
многочисленных национальных групп и сколь полезна такая ассимиляция, приносящая 
свежую кровь и новые элементы культуры. Исходя из этого знания, он ожидал, что 
не пройдет и ста лет, как еврейская диаспора, приглашенная им в Пруссию, 
исчезнет, растворившись в германском народе. Возможно, немцы и станут несколько 
смуглее и будут предприимчивее в торговле, однако капля еврейской крови 
потеряется в бочке крови прусской. Вышло же все совершенно иначе: королю не 
приходилось еще иметь дело с таким особенным народом, как дети Израиля. Приняв 
немецкое гражданство и отчасти язык, глубоко влившись в германскую культуру, 
еврейская диаспора не ассимилировалась, но оставалась в достаточной мере 
замкнутой на себя. Свойственный этому народу с древнейших времен партикуляризм 
не позволил планам Фридриха сбыться в полной мере. Впрочем, налогоплательщиками 
евреи были образцовыми, подданными весьма законопослушными, так что король 
отнюдь не проиграл. Да и Германия в целом, после ее объединения в 1871 году, 
оказалась в выигрыше: устойчивый средний класс очень во многом формировали 
почитатели Закона Моисеева.
Отчего же вдруг в Германии начала ХХ века появился такой жгучий антисемитизм? С 
чего рядовой немецкий обыватель, три поколения семьи которого покупали продукты 
в еврейской бакалейной лавке на углу, стал считать бакалейщика своим лютым 
врагом и подозревать, что тот отравляет продукты? Тому есть несколько 
объяснений, и первое из них – австрийское влияние.
Сколько ни читай о бисмарковском объединении Германии, все время вызывает 
удивление: отчего железный канцлер объединил не всех немцев, отчего в его планы 
консолидации не вошла Австро-Венгерская империя? Мало того, он даже 
антиавстрийскую кампанию провел, выиграв весьма успешно войну с южным соседом. 
А ведь там, за рубежом, осталось едва ли не больше немцев, чем в самой 
Германии! Ответ между тем довольно прост: Отто фон Бисмарк не хотел привносить 
в новую империю, создававшуюся им для Фридриха Вильгельма IV, дурного 
австро-венгерского наследия – раздробленности. Потому что этой радости ему 
хватало и в Германии: канцлеру еще только предстояло объединить в одно 
государство отдельные германские земли, население и правительство каждой из 
которых далеко не всегда желало признавать главенство Пруссии. Австро-Венгрия 
же, хотя и была внешне единым государством, во главе которого стояла правящая 
немецкая династия, представляла собой на ту пору воплощенный хаос. В ее 
пределах существовали, причем зачастую достаточно самостоятельно, придерживаясь 
собственного обычного права, обычаев и религии, десятки различных 
национальностей. Каждая из них – мадьяры, чехи, словаки, хорваты и другие – 
мечтала, разумеется, о самостоятельности и независимости, о том светлом дне, 
когда немецкий перестанет быть государственным языком и у них, окраинных 
народов, будут в их стране такие же права, как и у немцев. Вполне понятно, что 
самые активные представители этих национальностей старались приблизить этот 
момент, продвигаясь во властные эшелоны, добиваясь экономического и 
политического влияния. Каждый народ стремился перетянуть одеяло на себя.
Слабое государство было не в состоянии обеспечить должного центростремительного 
эффекта, и страна постепенно скатывалась в состояние хаоса, в конце концов 
погубившее ее и расколовшее некогда великую империю на множество осколков. Так 
что тут Отто фон Бисмарка понять можно вполне.
Но какое отношение все это имеет к антисемитизму? Самое непосредственное: в 
таких условиях не могла не расцвести пышным цветом ксенофобия всех сортов и 
мастей, в том числе антисемитизм. У австрийских немцев вызывала раздражение и 
неприязнь любая форма самостоятельности любого негерманского народа в пределах 
империи. Любая попытка представителя иной национальности приложить руку к 
управлению государством, которое по сути своей изначально было германским, 
воспринималась как покушение на права немцев. А надо знать, что как раз к 
последней трети XIX века смягчение обычаев и правил (это бесспорное завоевание 
революций последних двух веков) привело к тому, что формально любой гражданин 
империи мог стать сенатором, министром, чиновником.
А евреи между тем, если пользоваться терминологией Льва Гумилева, обладают 
достаточным зарядом пассионарности для того, чтобы в любых условиях, при любом 
режиме стремиться занять как можно больше ключевых позиций как во власти, так и 
в экономике. Такая модель поведения – столь же естественный элемент религиозной 
культуры, спроецированный на реальную жизнь, как, например, стремление 
представителей протестантской церкви к выгоде в бизнесе. Протестантская этика, 
подарившая миру столько успешных бизнесменов, банкиров, дельцов самого разного 
рода, говорит, что успех в бизнесе – есть отражение Божьего благословения.[82] 
Этика иудейская говорит практически о том же. В Ветхом Завете Яхве, 
предсказывая судьбу еврейского народа, говорит, что если почитающие его не