|
«В 9.30 вылетели в штаб-квартиру фюрера, несмотря на оповещение о воздушной
тревоге. Прилетели как раз к началу совещания. Присутствовали: Геринг, Дениц,
Штудент и Гиммлер. Восточный фронт — глубокое вклинивание русских западнее
Харькова. Под Ленинградом изматывающие бои под ураганным огнем в течение
светового дня. Предполагаемое начало наступления — 12 августа…
…При обсуждении положения в Италии у меня возникло ощущение, что фюрер
намеревается задействовать меня в ближайшее время. Я указал в кратком
выступлении, что считаю своевременной постановку вопроса о конкретных
требованиях к Италии в целях дальнейшего совместного ведения войны. Итальянцы
должны были начать подготовку к обороне значительно раньше, но вплоть до
сегодняшнего дня ничего так и не сделано. Фюрер считает, что наш партнер по
«Оси» только выгадывает время и в конце концов выйдет из войны. Встреча
Черчилля и Рузвельта, скорее всего, свидетельствует о намерениях союзников
втянуть Италию в переговоры, а там недолго и до прямой измены — и все идет к
тому, что им чертовски легко удастся сделать это! Единственный аргумент против
— это отправка членов королевской семьи, в первую очередь принцев, к
швейцарской границе. Похоже, фюрер придерживается старого плана возрождения
фашизма как единственной действенной гарантии безоговорочной преданности Италии
и ее верности союзному долгу…
…Фюрер критически отозвался о деятельности фон Макензена, фон Ринтелена и
Кессельринга, которые до сих пор не понимают всю сложность создавшегося
положения. Тот же Кессельринг вплоть до сегодняшнего дня продолжает с доверием
относиться к новому правительству. Я доложил, что перевал Бреннер уже в наших
руках, а на днях мы возьмем Сицилийский проход и Шайдекский перевал. Это
необходимо, чтобы обезопасить коммуникационные линии от возможных актов
саботажа…
…Геринг заявил, что фюрер выступает «единственным гарантом королевской власти в
Италии». Фюрер остроумно ответил, что «вряд ли это понравится итальянскому
королю. А вообще время королей уже вышло, и все королевства давно
обанкротились».
Позлословили над британцами.
Вечерняя сводка с фронта. Фон Риббентроп предоставил в мое распоряжение
генерального консула фон Нейрата. Я выразил опасения, что переговоры с
итальянцами могут закончиться безрезультатно. Предложил — сражаться на Сицилии
до последней возможности и, только исчерпав ее, отступить в Италию. Построить 4
глубоко эшелонированные оборонительные линии: 1. Козенца — Тарент. 2. Салерно.
3. Кассино. 4. Апеннины — опорная позиция. Гитлер возразил, что из-за
аэродромов Калабрии следует перенести отсечные позиции севернее Козенцы. Их
следует устанавливать в «горловине», в районе Канта-Зары. Но и он не сомневался
в том, что из-за нежелания итальянцев воевать пойдет насмарку и этот план. Я
получил приказ вступить в переговоры с итальянским правительством в качестве
его личного представителя. В переговорах примет участие и Йодль…
Во время вечернего совещания фюрер часто рассматривал аэроснимки острова
Вентотен, где содержался под стражей Муссолини. После совещания он оставил
Деница и Штудента, чтобы обсудить с ними вопрос освобождения дуче. Хочется
надеяться, что эта акция не будет поручена мне, поскольку не вижу в ней ничего
полезного…»
РЕАЛЬНАЯ ПОЛИТИКА
После вступления в должность командующего группой армий «Б» и приказа
обеспечить необходимую оборону Верхней Италии Роммель вплотную занялся
«итальянским вопросом» и теми проблемами, которые повлекли за собой свержение
Муссолини. Гражданскую позицию маршала в то время можно было бы выразить одной
фразой: дуче исчез с политической арены, а вместе с ним пришел конец и фашизму.
Тот, кто пытается делать ставку на обанкротившегося политика и его учение,
непременно потерпит полное фиаско в недалеком будущем. В этом было
принципиальное отличие его позиции от воззрений Адольфа Гитлера, который всегда
заявлял:
— У меня нет союза с Италией или изменниками из итальянского генштаба. Я
подписал договор с моим другом и союзником Муссолини и итальянским фашизмом. Я
останусь верен связывающей нас дружбе — дуче должен вернуться…
В 1943 году Гитлер все еще продолжал слепо верить в идеалы «арийской верности»
и упорно строил воздушные замки дальнейшего сотрудничества с низложенным
диктатором на основе дискредитировавших себя в общественном сознании идей
неофашизма.
|
|