|
НА ПОРОГЕ БОЛЬШИХ ПЕРЕМЕН
СТЫЧКА С ГИТЛЕРОМ
В конце 1942 года и в самом начале 1943-го немецкие войска покинули Египет,
сдали Тобрук, потеряли Киренаику и снова оказались в укрепрайоне Буерата — на
полпути между Тобруком и Триполи. Отступление еще не было завершено — Роммелю
не удавалось окончательно перегруппировать силы, а настроение отступавших, но
не бегущих с поля боя войск, было вполне боевым. Были малые привалы и долгие
стоянки, скоротечные перестрелки и кровавые схватки с идущими по пятам
дивизиями Монтгомери. Английский главнокомандующий решил не рисковать и
сражался с хитроумным Роммелем по собственной схеме. Количественно и
качественно возросшая мощь британского оружия, тотальное введение в бой свежих
резервов позволяли Монтгомери совершать фланговый обход со стороны пустыни и
блокировать отсечные позиции немцев, оборудованные на побережье в стратегически
важных и удобных для защиты пунктах. Немецкие солдаты без тени сомнения в душе
продолжали верить в счастливую звезду своего маршала — он остановил череду
поражений и привел их к великим победам, он вытащит их из «трясины отступления»
и на этот раз. Простые солдаты чувствовали себя за Роммелем как за каменной
стеной!
День и ночь маршал бился над гордиевым узлом африканских проблем. С того самого
дня, когда британские дивизии как ураган прошли через его позиции, а он был
вынужден отступить, чтобы избежать окружения и не оказаться под гусеницами
сметающих все на своем пути вражеских танков, с того самого дня, когда он,
вопреки воле Гитлера, отдал приказ к отступлению — Роммель думал только об
одном: как уберечь армию от неизбежной гибели или позорного плена.
Между тем Монтгомери и Александер изящно разыграли дебют, и даже самому
неискушенному зрителю стало ясно, что «фигуры» на гигантской шахматной доске
расположились так, как это было выгодно британцам, а позиция Роммеля безнадежно
проиграна или будет проиграна в течение ближайших недель. Но и маршал не сидел
сложа руки — бессонные ночи не пропали даром, постепенно созрел план, и его
контуры стали приобретать все более четкие очертания. С каждым днем снабжение
экспедиционной армии становилось все более мизерным, а воздушное превосходство
врага подавляющим. Роммель видел только один выход из безнадежного положения, в
котором оказалась его армия: пока войска окончательно не сломались под
усиливающимся давлением англичан, нужно уходить из Африки и закрепляться на
северном побережье Средиземного моря. Этот план был единственной надеждой
немецких дивизий на спасение. Времени катастрофически не хватало, и Роммель
начал действовать после того, как была оставлена Киренаика. Оперативные
разработки, которые он собирался представить фюреру, предусматривали оставить в
Африке только немоторизованные соединения итальянцев и несколько немецких
частей для прикрытия эвакуируемых моторизованных дивизий и ценных
инженерно-технических спецподразделений. Это ни в коем случае не означало
сохранение жизни «ценных солдат» ценою жизни других немцев и итальянцев.
Предвосхищая развитие событий, зная об аналогичных сложностях со снабжением и
подкреплением и на европейском театре военных действий, Роммель думал о
сохранении ядра немецких танковых дивизий для организации эффективного
противодействия противнику на новых оборонительных рубежах.
Черновой вариант оперативного плана был готов, когда немецкие войска все еще
находились в Киренаике. Именно тогда маршал обратился в штаб-квартиру фюрера с
просьбой принять его по делу, «не терпящему отлагательства и требующему
оперативного решения». ОКВ не ответило. Роммель посылал одну радиограмму за
другой, но безрезультатно. Когда весь немецкий фронт, избегая фланговых
прорывов и «танковых клещей» противника, снова пришел в движение, Роммель
принял решение — он сел в свой курьерский самолет и вылетел в Растенбург. Он
появился в Ставке без вызова, что само по себе было уже неслыханно, но, тем не
менее, сразу же был принят Адольфом Гитлером.
После холодного приветствия взбешенный несанкционированным появлением Роммеля в
Ставке диктатор набросился на него как бык на красную тряпку. В обвиняющем
маршала во всех смертных грехах риторическом вопросе фюрера звучала ничем не
прикрытая угроза:
— Как же вы осмелились оставить поле боя и явиться сюда без моего приказа?
|
|