Мне стало ясно — да и Шмундт это косвенно подтвердил: как бы высоко Гитлер ни 
ставил Манштейна и с каким бы уважением к нему ни относился, он всерьез 
опасался непреклонности и самостоятельности одного из лучших своих генералов — 
двум сильным личностям было не ужиться рядом друг с другом. Этой же точки 
зрения придерживался и Йодль, заметивший по поводу моего предложения: «С 
Манштейном дело не пойдет...» После того как окончательное решение было принято,
 я в интересах дела буквально встал горой за Гальдера: старался давать ему 
советы там, где это было возможно, а если вдруг мне становились известны 
какие-либо планы фюрера, я старался заблаговременно сообщить их начальнику 
генштаба, чтобы тот мог избрать верную линию поведения. 
11 декабря мы вернулись в ставку из Берлина, с внеочередного заседания 
рейхстага по поводу вступления Японии в войну. Буквально за несколько дней 
распутица на Востоке сменилась чудовищными морозами со всеми вытекающими 
последствиями для действующей армии. Самое страшное заключалось в том, что 
вслед за автопарком отказал и железнодорожный транспорт: немецкие локомотивы и 
водокачки превращались в глыбы льда... 
В этой тяжелейшей ситуации Гитлер отдал первый приказ по Восточному фронту: 
держаться, ни шагу назад! Отступление — неважно, на 5 или 50 км — означало бы 
невосполнимую утрату тяжелого вооружения, [303] что делало армию практически 
беззащитной перед лицом противника. Инстинктивно принятое, это решение фюрера 
было в целом правильным: чтобы не повторить печальную судьбу отступавшей без 
тяжелого вооружения «Великой армии» Наполеона в 1812 г., следовало не отступать 
и, стиснув зубы, сражаться. Это не исключало тем не менее организованного 
отхода на заранее подготовленные позиции. 
Скованные льдами, оба фронта застыли в зимнем оцепенении — только западнее 
Москвы и на центральном участке группы армий «Центр» имели место бои местного 
значения. 
Ночью в моем присутствии состоялся телефонный разговор командующего группой 
армий «Центр» фон Бока{77} и Гитлера. Фельдмаршал жаловался на самоуправство 
командующего 4 танковой армией генерал-оберста Хеппнера, вопреки указаниям 
фюрера отдавшего приказ об отводе своей армии и подставившего таким образом под 
удар северный фланг армии Клюге. Гитлер пришел в неистовство и приказал (в этот 
момент Гальдер находился в штаб-квартире ОКХ) немедленно уволить Хеппнера из 
рядов вермахта за «злостное и преднамеренное невыполнение приказов». Гитлер 
бушевал всю ночь в штабной читальне — поносил «не обученных безоговорочному 
повиновению генералов». Он даст предметный урок обнаглевшему генералитету. 
Повседневный приказ об увольнении появится уже сегодня, и пусть он послужит 
предостережением тем, кто не считает для себя обязательным выполнение 
распоряжений вышестоящих командных инстанций... 
Аналогичная история произошла с генералом Гудерианом накануне Нового 1942 г. 2 
танковая группа атаковала Москву с тульского направления до тех пор, [304] пока 
буквально не вмерзла в лед! Тем временем группа армий «Центр», с ведома фюрера, 
решила отвести танки Гудериана на запад для прикрытия бреши на южном фланге 4-й 
армии (фон Клюге). Однако у генерала был свой собственный план: он решил 
отходить на юг вдоль полосы наступления 2 танковой группы, подорвав большую 
часть безнадежно увязшего в русских снегах танкового парка. Фон Бок тщетно 
пытался повлиять на Гудериана, ссылаясь на приказ Гитлера, однако строптивый 
генерал отказался выполнять его как невозможный. Гитлер подписал приказ о 
смещении Гудериана с должности и вызвал его в ставку. 
Беседа фюрера и генерала происходила в моем присутствии. Гудериан стоял на 
своем: он не мог выполнить распоряжение группы армий, равно как и приказ 
Гитлера; его главной заповедью была и останется забота о солдатах; он убежден в 
том, что действовал правильно. Гитлер, который на этот раз удивил меня своим 
самообладанием, смягчился и отпустил Гудериана с пожеланием, чтобы тот привел в 
порядок расшатанные чудовищной нагрузкой нервы. Тем не менее приказ об отправке 
в резерв «до особого распоряжения» остался в силе. Насколько мне известно, 
генерал чрезвычайно тяготился своим вынужденным бездействием. 
Наконец, еще одно ЧП случилось на левом фланге группы армий «Центр», в полосе 
наступления 9 армии генерал-оберста Адольфа Штрауса. В ходе тяжелых 
оборонительных боев командир 6 корпуса генерал Ферстер и один из его 
дивизионных командиров, на мой взгляд, растерялись и попросту не совладали с 
нервами. Один раз Гитлер уже проявил несправедливость по отношению к Ферстеру 
во время скандала со строительством «Западного вала». Проявил он ее и на этот 
раз. Я даже не хочу вдаваться в подробности этой неправедной отставки, главной 
причиной которой послужили ошибочные донесения... воздушной разведки люфтваффе. 
[305] 
Я бы погрешил против истины, если бы не отметил, что полной катастрофы удалось 
избежать только благодаря силе воли фюрера, его настойчивости и не знающей 
снисхождения безжалостности. Если бы Гитлер не перечеркнул своей твердой рукой 
планы поэтапного отступления группы армий «Центр» — действительно оказавшейся в 
крайне сложном положении, но руководствовавшейся исключительно своими узкими 
эгоистичными интересами, а не беспокойством о судьбе всего Восточного фронта в 
целом, — то последствия были бы непредсказуемыми, а немецкой армии уже в 1941-м 
пришлось бы повторить судьбу своих французских «предшественников». Заявляю об 
этом со всей определенностью как живой свидетель и непосредственный участник 
событий тех страшных для немецкой армии недель: оставив на поле боя тяжелое 
вооружение, бронетехнику, мототранспортные средства и орудия, войска 
превратились бы в неуправляемое стадо, движимое только одним желанием — спасти 
свою жизнь, а безжалостный преследователь методично уничтожал бы одну немецкую 
дивизию за другой...