пригласил его позавтракать в домашней обстановке. Позже жена сказала мне, что 
Клюге совершенно не изменился с лейтенантских времен. Типичный кадет — грубый, 
невоспитанный, заносчивый... 
Моим детищем стала пехотная школа в барачном лагере под Дельменхорстом, где 
кандидаты в офицеры из составов унтер-офицеров, резервистов и пополнения 
проходили четырехнедельный курс общевойсковой подготовки. Для контроля я 
отрядил в лагерь только 4 или 5 офицеров, старых проверенных бойцов прежней 
армии, кандидатов в военные чиновники из военнослужащих. Мне было бы крайне 
затруднительно найти лучших специалистов и наставников для молодых офицеров. В 
ходе краткосрочных курсов им удавалось привить молодым кандидатам то, что 
принято называть «вкусом к службе», и научить тактическим хитростям ведения боя.
 Да и сами они находили удовольствие в повторении подзабытых упражнений, а в 
случае мобилизации мы получали возможность доукомплектовать наши урезанные 
вооруженные силы вполне боеспособными подразделениями. Так 100-тысячный 
рейхсвер искал и находил пути обхода препон Версальского договора... 
Общественная жизнь Бремена была разбита на множество изолированных очажков, 
проникнуть в которые представлялось весьма затруднительным делом для чужака. 
Офицерский корпус пребывал, таким образом, в некоторой изоляции. Мы твердо 
следовали рекомендациям фон Леттов-Форбека и старались не совершать ошибок. В 
закрытые клубы бременской знати доступ нам был, само собой разумеется, заказан, 
но офицеров приглашали на знаменитые январские «ледовые гонки» и так называемую 
«церемонию японского риса», где собиралось все светское общество. В течение 
многих лет, уже в бытность начальником штаба ОКВ, я продолжал получать 
официальные приглашения организационного [76] комитета принять участие в 
«бременском празднике зимы». 
«ЗАКОН О СТРОИТЕЛЬСТВЕ ВЕРМАХТА»
В начале марта 1935 г. я во второй раз объехал расположение частей гарнизона, 
чтобы принять участие в смотре пополнения, ближе познакомиться с солдатами и 
офицерами, а также освежить в памяти курс общевойсковой подготовки, наставления 
к которому я тщательно изучил минувшей зимой. Как известно, знания и умения 
разделяет тренировка. 
16 марта правительство объявило о введении всеобщей воинской повинности, 
развертывании сухопутных войск в составе 12-ти корпусов и 36 дивизий и 
переформировании люфтваффе в качестве составной части вермахта. В связи с 
радостными для нас событиями сформированный мной комитет приступил к 
организации торжественного митинга. Хотя это мероприятие было сугубо армейским, 
мы пригласили представителей партии и государства. Как я уже упоминал, в 
Бремене дислоцировался только один батальон 16 полка, поэтому мои люди были 
практически незаметны на фоне бесчисленных подразделений «охранных отрядов 
НСДАП» и бригады СА под командованием группенфюрера Бемкера — будущего 
бургомистра Бремена. Я отдал приказ о начале «полевого богослужения» — на 
трибуну поочередно вышли евангелический и католический военные священники. 
Потом я зачитал собравшимся текст утвержденного в Берлине воззвания и завершил 
обязательными с некоторых пор здравицами в адрес «фюрера и верховного 
главнокомандующего». Митинг закончился неизменным тысячеголосым: «Зиг хайль!» 
Это было, пожалуй, единственное официальное мероприятие с участием членов 
партии и священников. Позже последовал приказ министра фон [77] Бломберга, 
предписывавший впредь разделять государственные и религиозные церемонии — 
причем участие военнослужащих в богослужениях и молебнах объявлялось не 
обязательным, а добровольным... 
Армия начала стремительно увеличиваться, и к 1936 г. ее численность составила 
24 дивизии... 
...Моя должность стала официально именоваться «командир 22 дивизии» — до сих 
пор я числился «командиром артиллерии-6», хотя и располагал одним-единственным 
артдивизионом. Предстоял непочатый край работы на организационном уровне, где 
наиболее остро стояли проблемы доукомплектования личного состава, 
реформирования кадровой подготовки, преодоления дефицита унтер-офицерского 
звена и хронической недооснащенности войсковых соединений. Одной из важнейших 
задач я считал приведение к уставному единообразию общего уровня подготовки 
младшего и среднего офицерских составов. Преодолевая нешуточное сопротивление 
дивизионных и полковых командиров, мне удалось собрать командиров батальонов на 
10-дневные сборы в Бад-Эйбене. Я лично разработал программу обучения и 
самостоятельно вел курс. Для меня было принципиально важно довести до 
офицерского и унтер-офицерского составов вверенной мне дивизии мое собственное 
видение и понимание основ военного строительства вооруженных сил рейха. 
Атмосферу холодной созерцательности удалось растопить в ходе товарищеских 
ужинов и общения в неформальной обстановке. Главной темой моих теоретических 
построений и учебно-практических занятий были «Тактические основы ведения боя 
на уровне батальонного взаимодействия». Кроме этого, в ходе свободных дискуссий 
мы обсуждали основополагающие тактико-стратегические принципы ведения 
современной войны и другие проблемы. Посеяв разумное и вечное, я, как 
терпеливый садовник, принялся бережно ухаживать за всходами. Обильный «урожай» 
на осенних [78] маневрах в полевых лагерях превзошел самые смелые ожидания. 
Вначале учения не заладились, потому что в стремлении сделать все наилучшим 
образом я лишал офицеров личной инициативы чрезмерной «зарегламентированностью» 
и излишней опекой. Затем все стало на свои места, и эти маневры, ко всеобщему 
удовлетворению, закончились взаимной овацией в офицерском клубе. 
Мои батальоны действовали в одном тактическом ключе, единообразно, 
целеустремленно и стремительно. Генерал фон Клюге, присутствовавший на 
завершающем смотре, спросил меня: «Интересно, три командира — хороший, средний