категорически отклонил предложения военно-санитарного управления вермахта и 
управления вооружений сухопутной армии об активизации опытов с 
бактериологическими штаммами, поскольку это запрещено конвенциями. 
То же самое может засвидетельствовать и генерал-оберст [398] Йодль. Подобного 
рода приказы никогда не издавались в Германии, более того, Гитлер неоднократно 
отклонял предложения о развертывании бактериологической войны. Таким образом, 
показания свидетеля доктора Шрайбера можно квалифицировать как заведомо ложные. 

Я взял себе за правило говорить правду и одну только правду даже в тех случаях, 
когда свидетельствовал против самого себя, во всяком случае способствовал 
установлению истины по всему кругу рассматриваемых вопросов, несмотря на объемы 
практической деятельности начальника штаба ОКВ. 
По завершении процесса мне хотелось бы столь же открыто и беспристрастно 
высказаться по поводу его главных итогов. В ходе судебного процесса мой 
защитник сформулировал два принципиальных вопроса — первый из них еще несколько 
месяцев назад: 
«Вы не исключаете такую возможность, что смогли бы отказаться от славы 
триумфатора в случае успешного завершения войны?» 
Я ответил: 
«Ни при каких обстоятельствах, а наоборот, почел бы за честь...» 
Наконец, второй вопрос: 
«Как бы вы поступили, доведись вам оказаться в аналогичной ситуации?» 
Я ответил: 
«Я бы не позволил втянуть себя в грязную и преступную игру и, скорее всего, 
избрал бы смерть». 
Я готов выслушать приговор Высокого Суда на основании этих двух ответов. 
Я верил, и я заблуждался. Я был не в состоянии предотвратить то, что следовало 
предотвратить. И в этом моя вина. 
Печально сознавать, что солдатские добродетели — исполнительность и 
преданность — были использованы в столь низменных целях. Печально и то, что мне 
[399] так и не удалось определить ту границу, за которой выполнение солдатского 
долга превращается в свою противоположность. 
Это мой рок! 
Хочется верить в то, что, осознав и переосмыслив гибельность причин и 
чудовищность последствий войны, немецкий народ воспрянет к новому и прекрасному 
будущему в мировом сообществе народов. 
«ТАКОВ КОНЕЧНЫЙ ВЫВОД МУДРОСТИ ЗЕМНОЙ»
Для того чтобы дать правильную оценку занимаемой мной и многими военными 
позиции, ставшей предметом судебного разбирательства на данном процессе, 
требуется предварительно исследовать такие вопросы, как воинский менталитет 
немецкого народа в целом и его офицерского корпуса в частности, а также влияние 
идей национал-социализма. 
Мне бы не хотелось останавливаться на подробном анализе причин и следствий, 
которые заставляли нас, немцев, издревле поселившихся в центральноевропейских 
областях, жить в вечном напряжении и воспитывать подрастающие поколения в духе 
постоянной боеготовности. Причины известны. Воинственной нацией немцев сделали 
традиции, обстоятельства и национальный склад характера. Именно немцы явили 
миру выдающегося философа войны генерала Клаузевица. Его учение о войне 
признавалось верным не только в Германии, но и в других странах — теоретиками и 
практиками военного дела, как в прошлом, так и в настоящем. Мы, немецкие 
генералы, были воспитаны на его трудах. Главные положения его военной философии 
были для нас святыми и неприкосновенными. 
Напомню некоторые из них: [400] 
«Война — это продолжение политики другими средствами». 
«Если война — составная часть политики, то она неизбежно приобретает характер 
таковой». 
«Лучшая стратегия — быть сильным везде». 
«Война опирается на могучие внутренние силы нации». 
«Во время войны нет ничего важнее, чем повиновение». 
Адольф Гитлер усердно изучал военную науку и считал, что учение Клаузевица 
является военной формой выражения основополагающих партийных принципов 
национал-социализма. Гитлер руководствовался учением Клаузевица при 
строительстве вермахта и ведении военных действий, равно как и доктринами 
Людендорфа — ярого поборника тотальной войны. Людендорф говорил: 
«Война и политика — последствия и проявления инстинкта самосохранения народа». 
Для того чтобы понять некоторые приказы Гитлера, следует задуматься над его 
словами: 
«Самое безжалостное оружие гуманно, если ведет к скорейшей победе». 
«Если я принимаю решение нанести удар по противнику, то не веду с ним 
многомесячных переговоров, а молниеносно обрушиваюсь на него всей мощью моих 
дивизий». 
Когда Гитлер и его партия пришли к власти, Германия переживала тягчайший 
финансово-экономический кризис и находилась в состоянии 
морально-идеологического застоя. Вооруженные силы были деморализованы и унижены 
грабительскими условиями Версальского договора. Гитлер воплотил в себе мечты 
нескольких поколений немцев о возрождении, а весь немецкий народ — независимо 
от партийной принадлежности — поверил, что энергичный лидер в состоянии поднять 
с колен лежащее в руинах отечество. [401] 
Спасение отечества считается у всех народов высшим моральным долгом каждого 
гражданина. Гитлер поставил перед собой несколько целей: возродить национальный