судебного разбирательства на этом процессе, то готов искупить свою ошибку 
кровью и принять смерть, приличествующую солдату во все времена. 
ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО ПОДСУДИМОГО КЕЙТЕЛЯ
Со скамьи подсудимых на этом процессе я не раз пытался очертить границы моей 
ответственности в рамках исполнения непосредственных служебных обязанностей, 
сущность и содержание которых изложены в моих показаниях, материалах следствия 
и заключительной речи моего защитника. 
Я не собираюсь отрицать или умалять степень моей вины в том, чему суждено было 
случиться. 
Во имя свершения правосудия и торжества справедливости [395] считаю своим 
долгом перед историей прокомментировать некоторые ошибочные суждения, 
прозвучавшие в заключительных речах обвинения. 
В заключительной речи господина главного обвинителя от Соединенных Штатов 
Америки, Роберта Джексона, прозвучали слова: 
«Кейтель, безвольное и послушное орудие, передал партии орудие агрессии...» 
«Передача» вермахта партии не имеет никакой связи с моими функциями ни до 4.2.
1938, ни после, когда Гитлер провозгласил себя верховным главнокомандующим 
вермахтом и безраздельно властвовал над армией и над партией. Не могу 
припомнить, чтобы в ходе этого процесса суду были предъявлены изобличающие меня 
в совершении этого правонарушения доказательства. 
Представленные суду доказательства подтвердили ложность утверждения: 
«Кейтель руководил вооруженными силами при осуществлении ими преступных 
намерений». 
Это утверждение противоречит и заключениям англо-американской экспертизы, 
согласно которым я не имел командных полномочий. 
Поэтому решительно неправ и господин британский обвинитель Хартли Шоукросс, 
охарактеризовавший меня как: 
«...фельдмаршала, отдававшего приказы вермахту...» 
И если он ложно приписывает мне слова, что я «...не имел представления о том, к 
каким практическим результатам это могло привести», то я имел в виду нечто 
другое, когда давал показания со скамьи подсудимых, а именно: 
«Если приказ был отдан, я действовал в соответствии с моим пониманием 
служебного долга, не давая сбить себя с толку размышлениями о возможных, но не 
всегда предсказуемых последствиях». [396] 
Доказательный материал не дает оснований утверждать, что: 
«Кейтель и Йодль не могут отрицать ответственности за действия отдельных 
спецподразделений, в тесном контакте с которыми вели боевые действия их 
командиры». 
ОКВ было отстранено от командования на советско-русском театре военных действий,
 не подчинялись ему и командиры полевых частей. 
Господин французский обвинитель Шампетье де Риб заявил в своей заключительной 
речи: 
«Необходимо вспомнить страшные слова подсудимого Кейтеля о том, что 
«человеческая жизнь на оккупированных территориях абсолютно ничего не стоит». 
Эти «страшные слова» — не мои. Не я их сочинил, равно как не я положил их в 
основу приказа. Однако испытываю угрызения совести, потому что мое имя 
оказалось запятнано этим «приказом фюрера». 
Господин де Риб развивает свою мысль: 
«Исполнение этого приказа — речь идет о борьбе с партизанами — осуществлялось 
на основании распоряжений командующих группами армий, в свою очередь, 
руководствовавшихся прямыми указаниями подсудимого Кейтеля». 
Опять появляются пресловутые «указания Кейтеля», хотя в обвинительном 
заключении французской стороны черным по белому записано, что: 
«Кейтель как начальник штаба ОКВ не имел права отдавать приказы непосредственно 
главнокомандующим составными частями вермахта». 
В заключительной речи главного обвинителя от СССР Р. А. Руденко говорится: 
«Начиная с документов о расстреле политических работников Кейтель, этот солдат, 
как он любит себя называть, игнорируя присягу, беззастенчиво врал на 
предварительном следствии американскому обвинителю, утверждая, что этот приказ 
носил характер ответной [397] репрессии и что политических работников отделяли 
от остальных военнопленных по просьбе последних. На суде он был изобличен». 
Конец цитаты. 
Речь идет о документе 884-PS. 
Упрек во «лжи» лишен каких-либо оснований. Советско-русское обвинение упустило 
из виду, что протокол моего допроса в связи с данным вопросом не принят судом 
военного трибунала в качестве документального свидетельства. Таким образом, он 
не может быть использован и в заключительной речи обвинителя. Я не видел 
протокол предварительного допроса, не знакомо мне и содержание документа. Если 
текст протокола допроса аутентичен, то он должен содержать и разъяснение 
заблуждения, возникшего в результате того, что он мне так и не был предъявлен. 
На завершающей стадии процесса в мой адрес были выдвинуты тяжелые обвинения в 
том, что якобы я имел отношение к подготовке бактериологической войны. 
Свидетель, бывший генерал-майор медицинской службы доктор Шрайбер, показал: 
«Начальник штаба ОКВ фельдмаршал Кейтель издал приказ о развязывании 
бактериологической войны против Советского Союза». 
Давая показания на процессе, свидетель заговорил о «приказе фюрера». Однако и 
это ни в коей мере не соответствует истине. 
Показания оберста Ульриха Бюркера, руководителя организационного отдела штаба 
оперативного руководства, приобщенные к материалам защиты с согласия 
представителей обвинения, свидетельствуют, что осенью 1943 г. я резко и