командование подчеркивало, что боеспособность подвижных войск допускает их
ввод только в решающий момент операции, и указывало, что для продолжения
операций группа армий “Центр”. учитывая условия климата, имеет в распоряжении
только два месяца: сентябрь и октябрь. Усилия группы следовало направить на
достижение только этой цели. Все другие частные задачи, не имеющие решающего
тактического значения, не должны были отвлекать внимание от главного. “В
противном случае, — говорилось в предложении, — у группы армий “Центр”
может не хватить сил и времени на то, чтобы еще в этом году уничтожить
основную часть живой силы противника, а это должно быть главной целью
верховного командования”{30}.
В то время как его военные советники (даже в главном штабе вооруженных сил)
придерживались того основного \77 — карта\ [78] принципа, “что уничтожение
неприятельских вооруженных сил — первенствующая и преобладающая цель из
всех, которые могут преследоваться на войне”{31}, Гитлер опять выдвигал на
первый план идеологические соображения (Ленинград — крепость большевизма) и
экономические цели (индустриальные центры на Украине и источники нефти на
Кавказе, “которые следует по крайней мере изолировать от противника”). Он не
мог понять того, что “нельзя ставить главное наступление в зависимость от хода
действий в соседних районах” и что “направленное на сокрушение противника
наступление, у которого не хватает смелости лететь стрелой прямо в сердце
неприятельской страны, никогда не достигнет своей цели”{32}.
20 августа он отклонил оперативный план главного командования сухопутной
армии с той мотивировкой, что “наступление на Москву и сосредоточение на этом
направлении крупных сил не имеют для него такого значения, как вывод из строя
предприятий русских промышленных центров или их захват для использования в
собственных целях”.
Вопрос о выделении части сил из группы армий “Центр” для оказания помощи
группе армий “Север” в овладении Ленинградом был обойден молчанием, потому
что для этого не имелось достаточных сил. Группа армий “Центр” продолжала
обороняться. Действовавшие на южном крыле группы армий “Центр” 2-я армия и
2-я танковая группа были оттянуты в южном направлении, чтобы во
взаимодействии с группой армий “Юг” уничтожить находящегося перед ней
противника. Правда, в сражении за Киев, длившемся до 26 сентября, было
уничтожено несколько русских армий, взято в плен 665 тыс. человек, захвачено
3718 орудий и 884 танка. Но зато какой ценой!
Наступление на Москву, начатое 2 октября, остановилось. войска не достигли
своей цели. Армиям, наносившим удар на юге, удалось лишь на некоторое время
овладеть Ростовом-на-Дону, который уже в конце ноября пришлось отдать
обратно. В руках противника продолжал оставаться и Ленинград. Более того,
русские войска оказались достаточно [79] сильными, чтобы вместе с резервами,
подтянутыми с Дальнего Востока, перейти на центральном участке фронта от
обороны к контрнаступлению. Меч возмездия был обнажен. “Быстротечная
операция”, в ходе которой Советская Россия “должна была быть побеждена”,
провалилась; вызвавший поначалу столь большие споры оперативный план
оказался несостоятельным после “первого столкновения с главными силами
противника”. Не смог также и “полководец... постоянно придерживаться своих
основных целей, не поддаваясь влиянию меняющейся обстановки”{33}, потому что
“полководцем” в данном случае была целая корпорация, имевшая два
противоположных полюса, в которой относительно “основных целей” с самого
начала не было никакого согласия{34}.
Немецкой армии благодаря железной воле Гитлера и ценой больших потерь в
людях и технике все же удалось воспрепятствовать русским, надеявшимся в ходе
своего контрнаступления добиться уничтожения сил немецкого Восточного
фронта, осуществить свои планы.
Безыдейность руководства войной
В 1942 году немецкое командование, учитывая общую стратегическую обстановку,
еще раз попыталось добиться окончательной победы на Востоке. Однако ввиду
значительной протяженности фронта сил. необходимых для наступления на всех
трех направлениях, было недостаточно. На операцию, начавшуюся 28 июня 1942
года, Гитлер с самого начала наложил печать двойственности, характерной для его
мышления. Он пытался объединить экономические и военные цели и вдобавок
стремился к захвату двух совершенно различных районов — Сталинграда и
низовьев Волги, с одной стороны, и нефтяного района Кавказа — с. другой. Однако
успехи в овладении индустриальными районами России могли быть действительно
прочными только [80] в том случае, если, продвигаясь в этих направлениях,
немецкая армия решительным ударом разбила бы войска русского южного фронта.
В результате наступления, начавшегося с рубежа Курск — Таганрог, к концу июля
от противника была очищена вся излучина Дона от Ростова до Воронежа, но,
несмотря на тяжелые потери русских, немецким войскам нигде не удалось
окружить значительные силы русских, как это было в предыдущем году. Русское
командование научилось искусно уклоняться от окружения. Отсутствовали
“орудия и пленные как подлинные трофеи победы и как ее мерило, ибо в их
количестве отражаются с полной несомненностью размеры победы”{35}.
Когда в конце июля правое крыло немецкой группы армий “Юг” переправилось в
районе Ростова и восточное него через Дон и устремилось к нефтеносным районам
на северных отрогах Кавказских гор, до которых оставалось 350 — 750 км, когда 
6-
я армия фронтально, а 4-я танковая армия, ослабленная передачей части сил своим
южным соседям, с юга начали наступление на Сталинград, имелась ли тогда
возможность добиться решающего военного успеха, который обеспечил бы и