моменты на основных сухопутных театрах Второй
мировой войны
В своем классическом труде “О войне” Клаузевиц, характеризуя оборону, говорит,
что “оборонительная форма ведения войны сама по себе сильнее, чем
наступательная”, но добавляет при этом, что она “преследует негативную 
цель”{21}.
Мольтке в своей статье “О стратегии” (1871) указывает: “Ни один оперативный
план не остается в его первоначальной форме после первого столкновения
собственных сил с главными силами противника. Только профан может думать о
какой-то заранее намеченной и тщательно продуманной идее, последовательное
осуществление которой якобы можно проследить в течение всего хода войны”{22}.
Молниеносные войны
Аксиома Клаузевица, основанная на природе вещей, и учение Мольтке, созданное
им на основе опыта войн 1866 и 1870-1871 годов, всегда находившие себе
подтверждение в истории войн, включая и войну 1914-1918 годов, оказались, по-
видимому, уже недействительными в тех войнах, которые Германия вела с 1939 по
1941 год в Польше, Франции и на Балканах. Потеряли ли законы и опыт военного
искусства, казавшиеся непреложными, свою силу или возникли какие-то новые
чрезвычайные обстоятельства, которые наряду с общими правилами создали целый
ряд [69] исключений и тем самым только подтвердили силу этих законов?
Дело в том, что в первую мировую войну и после нее у войск появились новые
средства ведения войны, которые после 1935 года стали вводиться в общее
вооружение немецкой армии самым последовательным образом. Это привело к
различию не только в организации сил обеих сторон, но и к выработке различных
принципов руководства. Это же явилось и причиной превосходства немцев в
отношении морально-боевого духа армии.
Когда противная сторона стала все шире вводить у себя новую боевую технику и
наряду с подавляющим превосходством в людских силах производить ее в
громадном количестве, когда, кроме того, немецкое командование стало все
больше отклоняться от непреложных законов военного искусства, тогда “военное
счастье” изменило немецкой армии.
Большое количество техники и умение командиров использовать ее было в
Балканской кампании 1941 года настолько ошеломляющим, что в успехе похода с
самого начала не было никаких сомнений. Подобные предпосылки, хотя и не столь
ярко выраженные, имелись у немецкой армии и в войне с Польшей в 1939 году. К
этому следует прибавить то, что польское командование оказало немцам
“любезную услугу” тем, что пожелало удерживать внешние границы своего
государства на театре военных действий, с трех сторон окруженном немецкой
армией, и даже, исходя из этого расположения, начать наступление, несмотря на
превосходство немцев в людях и технике.
Французское командование в 1940 году захотело воспользоваться “обороной как
наиболее сильной формой ведения войны”, чтобы остановить немецкое
наступление на кратчайшей линии фронта: линия Мажино, р. Маас (до Намюра),
Антверпен — и позднее добиться победы по образцу первой мировой войны, то
есть блокировав Германию и дав союзникам (Великобритании и, как оно
надеялось, Соединенным Штатам) возможность вооружиться. Французское
командование, избрав более сильный метод ведения войны, преследующий —
вначале — негативную цель, глубоко верило в возможность такого исхода войны.
Несмотря на опыт только что прошедшей войны в Польше, оно [70] еще не
понимало, что в боевые действия немцы внесли два новых элемента: оперативное
использование подвижных соединений и применение авиации для поддержки
сухопутных .войск.
Эти новшества давали немцам возможность осуществлять такие прорывы,
локализовать которые если и было возможно, то только при таком руководстве
войсками, которое могло что-либо противопоставить этим новым формам
немецкого наступления.
Такого руководства французы обеспечить не смогли. Полагаясь на опыт первой
мировой войны, французское командование не верило в возможность внезапных
прорывов с хода, стремительность которых не допускает принятия каких-либо мер
для восстановления положения. Затруднительным для французского командования
было и то, что прорыв немецких войск последовал на реке Маас между Седаном и
Намюром, то есть там. где оно меньше всего ожидало наступления. Решение
нанести главный удар в этом направлении было найдено немецким командованием
не без труда. Окончательно сформулировано оно было после предложения,
сделанного генералом Манштейном, ставшим впоследствии фельдмаршалом. По
части использования танковых войск с ним согласился и Гудериан. Главное
командование сухопутной армии поспешило тогда присвоить его предложение
себе. Иодль в феврале 1940 года пишет в своем дневнике: “Удар на Седан является
с оперативной точки зрения окольным путем, на котором можно оказаться
пойманным только богом войны”.
В том, что бог войны был милостив по отношению к немцам и помог им добиться
ошеломляющего успеха, немалую роль сыграла неправильная расстановка англо-
французских сил, которая не отвечала всем оперативным требованиям. Это
выразилось в том, что французское командование, имея девятнадцать французских
и английских моторизованных дивизий, три бронетанковые дивизии и три легкие
дивизии, не сосредоточило хотя бы часть их в качестве резерва на центральном
участке, что дало бы ему возможность своевременно перебросить их к местам
прорыва.
Вместо этого французское командование, как и польское, оказало немецкому
командованию “любезную услугу” [71] и впоследствии не раз вспоминало слова