армии удалось окружить [65] и разбить русские армии, продвинуться до ворот
Москвы и дойти до самого сердца Кавказа. Выступая против большевизма плечом
к плечу с вооруженными силами Финляндии, Италии, Венгрии, Румынии, а также
вместе со словацкими и хорватскими частями и добровольцами из Испании.
Швеции, Дании и даже из Франции, Бельгии, Голландии и Норвегии, то есть с
представителями тех стран, с которыми он только что воевал, немецкий солдат мог
чувствовать себя защитником Европы. Но при выполнении этой задачи. которая
казалась ему исторической миссией, оправданной всем ходом истории, он попал в
безвыходное положение. В то время как немец был убежден, что защищает дело
Запада, Запад нанес ему удар в спину. До самого горького конца нас не покидала
надежда, что Запад, наконец, поймет и признает, что мы защищаем Германию и,
следовательно, всю Европу. Такая надежда, по-видимому, и побуждала немецких
солдат продолжать борьбу даже тогда, когда война была уже проиграна.
В добавление к этому на солдат легло еще более тяжкое бремя в виде неумелого
руководства со стороны собственного командования. Идеологическая ненависть и
отчаяние, в которое оно впало в связи с совершенно непредвиденными
трудностями (ведь Гитлер надеялся покончить с Россией в течение нескольких
недель), привели к изменению форм борьбы. Противник был заклеймен как
человек низшей расы, по ___________отношению к которому разрешаются любые 
действия.
Население оккупированных областей, готовое вначале приветствовать немцев как
своих освободителей, оказалось порабощенным. Это привело к усилению
партизанского движения. За линией фронта эсэсовские отряды устраивали
еврейские погромы. Нечеловеческое обращение с военнопленными привело к тому,
что противник воевал крайне ожесточенно, до последнего патрона. И чем дальше
немецкий солдат оставался в этой стране, тем большим адом становилась она для
него.
Да и со стороны своего же командования он видел к себе такое же нечеловеческое,
презрительное отношение. Невыносимые нагрузки в боях, суровый климат и
бесконечные сюрпризы противника превзошли предел человеческой выносливости.
Дорога побед стала дорогой могил. Тот факт, что при таких невероятных
испытаниях, далеко превосходящих [66] все пережитое в первой мировой войне,
морально-боевой дух немецкой армии не был сломлен, не поддается объяснению,
как и всякий большой нравственный подвиг.
Тому, что в конце войны не повторились события 1918 года, помешали два
обстоятельства. Во-первых, известно, что основная масса действующих войск даже
в беде не потеряла доверия к своему верховному командованию, которое по сути
дела было недостойно его. Эта вера в “фюрера” сложилась вначале в кругах самих
национал-социалистов и уже затем распространилась на народ. Но в вооруженных
силах благодаря неизвестному ранее искусству пропаганды она была построена
прежде всего на успехах первых лет войны. Вера армии в своего полководца,
приведшего ее к победе, всегда была и остается существом солдатской службы. С
этой верой солдат может пережить любое поражение. Кроме того, стратегия
противника, рассчитанная на полное уничтожение, была направлена не только
против армии, но и против всего немецкого народа. А известно, что тот, кто не
ждет пощады, всегда борется с мужеством отчаяния.
Конец германского вермахта
Выдержка немецкого солдата, проявленная им в конце войны во время боев в
окружении, которые не могли не привести армию к гибели, все же вызывает
удивление. Обманутый собственным командованием и, наконец, открыто им
преданный, что выразилось, во-первых, в подчинении армии резерва Гиммлеру, во-
вторых, в формировании народно-гренадерских дивизий как “основы истинно
национал-социалистской народной армии”, наконец, в-третьих (во время призыва к
партизанской борьбе), в презрении к его “устарелым представлениям о методах
ведения так называемой гражданской войны”, солдат в конце войны был
предоставлен самому себе. Патетические лозунги совершенно исчезли. Убеждения,
которые носила в себе армия патриотов национального государства, сгорели на
костре революции вместе с другими ценностями отжившего мира. Все
идеологические опоры рухнули. При таком общем хаосе военная служба, по-
видимому, потеряла всякий смысл. В подобном положении всякое
подбадривающее слово [67] оскорбляет, как ложь. Поэтому о долге и чести уже не
могло быть и речи. Солдат отвечал только тогда, когда к нему обращались с
восклицанием: “Эй, парень!” Такая боязнь лишней фразы не может быть
источником моральной силы. Свершившаяся катастрофа сорвала с этой армии все
венки и лавры, возложенные на нее историей. Ей ничего не оставалось, как
возвратиться к тому, с чего она начала. Этим апофеозом долга и замыкается круг.
ЛИТЕРАТУРА
Benoist Mechin, Histoire de l’Armее Allemande (1919-1936), Editions
Albin Michel, Paris, 1938. (Книга посвящена истории немецкой армии
эпохи Веймарской республики.)
Нubег Е. R., Heer und Staat in der deutschen Geschichte, Hamburg, 1938.
(К истории немецкого военного законодательства XIX века.)
“Kriegsbriefe gefallener Studenten”, Verlag R. Wunderlich, Tubingen.
1952.
Piсht W., Vom Wesen des Knegswesen der Deutschen, Fr. Vorwerk,
Stuttgart, 1952.
Rosenstock E., Die europaischen Revolutionen, Jena, 1931. [68]
Генерал пехоты в отставке
Курт фон Типпельскирх
Оперативные решения командования в критические