сознание. 
Но ответа на этот вопрос ему и его товарищам пришлось ждать долго. 
До середины 50-х годов о власовском движении лишь мимоходом упоминалось в 
литературе о партизанах. Затем заговор молчания был нарушен. 17 сентября 1955 
года Президиум Верховного Совета объявил амнистию для всех советских граждан, 
которые в период 1941-45 гг. были взяты в плен или добровольно пошли на службу 
в немецкие вооруженные силы{757}. В связи с этим советский пропагандистский 
аппарат развернул широкую кампанию среди бывших советских граждан, живущих за 
границей^, используя для этого отдельных возвращенцев. Тут уже нельзя было не 
считаться с информацией о власовской армии, которой обладали эмигранты. Важную 
роль в кампании играл созданный в Восточном Берлине "Комитет за возвращение на 
родину", впоследствии — "Советский комитет по культурным связям с 
соотечественниками за рубежом", во главе которого стоял бывший военнопленный 
генерал-майор [294] Н. Ф. Михайлов ч (впрочем, по мнению эмиграции, истинным 
руководителем Комитета был КГБ). В публикациях Комитета для заграницы "За 
возвращение на Родину", позже — "Голос Родины", и в радиопередачах 
затрагивались темы, все еще недоступные "внутреннему" читателю и слушателю, и 
признавалось — хотя и в полемической форме — "существование враждебной нашей 
стране военной организации по типу бесславной РОА или национальных батальонов"*.
 
Но и в самом Советском Союзе слухи о Власове и власовцах получили такое 
распространение, что власти, опасаясь нежелательных последствий, были вынуждены 
отказаться от политики умолчания. Поводом послужил рассказ Сергея Воронина "В 
родных местах", напечатанный в 1959 году в ленинградском журнале "Нева"!{758}. 
Содержание рассказа таково: в родной деревне встречаются два бывших фронтовика. 
Один из них, прежде чем перейти к партизанам, некоторое время отслужил в РОА, 
вернее — в Восточных войсках под немецким командованием. Герой рассказа знает о 
прошлом бывшего друга, осуждает его, но заявить о нем властям не хочет — друга 
и без того мучают угрызения совести. Вывод — "великодушный советский народ" 
простил этих людей, подверг их лишь моральному осуждению — вызвал буквально 
бурю возмущения. Специальное заседание партийной организации Ленинградского 
отделения Союза писателей приняло резолюцию, в которой назвало рассказ 
"вредным", а в редакции "Невы" было устроено расследование. Возражения вызывала 
"неприкрытая попытка Воронина протащить ложный принцип христианской любви к 
ближнему... попытка раздуть сентименты вокруг власовца.. пролить слезу над 
несчастной долей власовцев"*. Все это, разумеется, было вопиющим нарушением 
писательского долга, и писателям следовало четко растолковать, как обходиться с 
"власовщиной". 
Чтобы довести до сведения писателей указания партии, была, как всегда, 
использована "Литературная газета". Главный редактор этого центрального органа 
Сергей Смирнов изложил партийную программу в статье "Именем солдат" (27 октября 
1959 г.){759}. Его определение вполне соответствовало общепринятому клише: 
"власовцы" — это солдаты так называемой Русской освободительной армии (РОА), 
банд изменников Родины под командованием генерала-предателя Власова, подонки, 
без чести и совести"*. И вдруг — невольно вырвавшееся признание: Смирнов пишет, 
что в подавляющем большинстве "власовцы" были непримиримыми врагами "нашего 
[295] строя, нашего государства"", то есть, другими словами, политическими 
противниками. Это было нечто совершенно новое — впервые признавалось, что 
Власов представлял прежде всего политическую проблему. А с "идеологической 
диверсией" следует бороться — и статья не оставляла никаких сомнений 
относительно способов борьбы. Смирнов заканчивает свою установочную статью 
эпизодом военного времени: в 1944 году некий капитан Красной армии при всеобщем 
одобрении красноармейцев приказал расстрелять солдат РОА. Автор заключает, что 
такой суд народа был справедлив, и заверяет, что "наш народ" — читай, 
коммунистическая партия — никогда не простит того, кто, как Власов, изменил 
Родине. От имени миллионов бывших фронтовиков автор призывает советских 
писателей без всякого снисхождения развенчивать в своих произведениях 
оставшихся "власовцев". 
Для придания полемике пущей убедительности было решено привлечь еще живущих в 
СССР участников власовского движения и воспользоваться их сведениями, тщательно 
отредактировав и откорректировав их. Одним из таких людей был Д. В. Брунст, 
представитель НТС, еще в послевоенное время ведший в СССР подпольную работу и 
схваченный в конце концов органами госбезопасности{760}. В 1961 году Брунст 
рассказал о попытках НТС оказать политическое воздействие на РОА через таких 
видных деятелей, как генерал-майор Трухин и подполковник Тензоров. Конечно, он 
не случайно так настаивал на роли НТС: его цель сводилась к тому, чтобы 
политически скомпрометировать эту организацию, играющую активную роль в 
западной эмиграции. В критические дни мая 1945 года Брунст вместе с Тензоровым 
находился в Богемии в непосредственной близости от Власова: он вспоминает о том,
 как нестерпима для него была уже тогда "откровенность бесстыдного позорного 
бегства"* генерала и его людей от наступающих советских армий. 
В довольно умеренном тоне высказывается о Власове и других деятелях 
Освободительного движения профессор В. П. Василакий, в 1955 году добровольно 
вернувшийся в СССР, бывший член националистической украинской организации 
"Просвите", впоследствии ставший членом КОНР: его статья "Путь к правде" 
появилась в газете "Известия" 2 сентября 1965 г.{761}. Но эта статья не 
послужила началом объективного обсуждения власовского движения: 7 октября 
"Известия" напечатали статью генерал-лейтенанта Е. И. Фоминых "Как был пойман 
предатель Власов" — об обстоятельствах ареста [296] Власова, где факты вновь 
искажаются, а арестованный генерал рисуется исключительно черной краской.