штаб-квартире 3-й армии в Мюнхене и вступились за своих соотечественников{671}. 
Еще 25 августа 1945 года, вскоре после событий в Кемптене, митрополит Анастасий 
заявил протест генералу Эйзенхауэру, и это, несомненно, повлияло на решение 
приостановить выдачи. После депортации группы капитана Протодьяконова из Дахау 
19 января 1946 года владыка Николай посетил командующего 3-й армией и главу 
военного правительства в Баварии генерал-лейтенанта Траскотта. Американский 
генерал, у которого политика насильственных выдач вызывала нескрываемое 
отвращение, воспользовался заявлениями владыки Николая как поводом для новых 
представлений по начальству. 31 января Траскотт принял уже освобожденного 
полковника Кромиади вместе с архиепископом Автономовым. Кромиади зачитал 
американскому генералу свое заявление{672}. Он сказал, что советское 
правительство не имеет морального права требовать выдачи солдат РОА, в 
частности, потому, что это оно в сговоре с Германией напало на Польшу, это оно 
уничтожило десятки миллионов ни в чем не повинных русских людей, это оно 
бросило в концлагеря миллионы своих граждан, а в 1941 году официально 
отказалось от своих военнопленных. Кромиади заявил: [252] 
Надеюсь, господин генерал, что события, разыгравшиеся в Дахау, можно объяснить 
только простым недоразумением, ибо мы свою жизнь и судьбу вверили Вам... 
Генерал Траскотт, внимательно и сочувственно выслушав посетителей, сразу же 
ответил, что будь его воля — он немедля отдал бы приказ об освобождении всех 
русских военнопленных в Платтлинге и других лагерях. Но, к сожалению, у него 
есть приказ передать их всех советским властям. Правда, он явно пытался спасти 
от выдач хотя бы часть солдат РОА. Так, он согласился на отсрочку, чтобы дать 
духовенству возможность обратиться с воззванием к папе Пию XII и президенту 
Трумэну{673}. Еще большее значение имела организация им следственных комиссий, 
так называемых репатриационных советов, с целью выявить тех, кого советский 
режим лишил насущных прав и кто поэтому не мог считаться полноправным советским 
гражданином. В разговоре с Кромиади и Автономовым Траскотт открыто заявил, что 
не хочет выдавать тех, кто в СССР подвергался политическим преследованиям, и 
дал своим собеседникам разрешение посетить лагеря военнопленных в районе 3-й 
армии. Благодаря этому Кромиади получил возможность навестить Меандрова и 
других генералов в Ландсхуте и власовцев в Платтлинге и проинструктировать их, 
как надо вести себя перед комиссией. Но власовцы отнеслись к его словам весьма 
скептически, и для многих это сыграло роковую роль. В 3-й армии был подготовлен 
ряд вопросов, на основании которых американцы пытались разделить военнопленных 
на полноправных граждан и тех, кто подвергался преследованиям, а потому теперь 
не подлежит выдаче{674}. Вопросы касались, например, права носить оружие, права 
участвовать в свободных выборах или права занимать общественный пост. В конце 
концов американские комиссии выделили несколько групп людей, не обладавших 
гражданскими правами и тем самым не являвшихся советскими гражданами, — 
"кулаки", "белые" и "диссиденты". Однако многие пленные не заметили 
приоткрывшейся для них "лазейки к спасению" и, когда в Платтлинге приступили к 
работе следственные комиссии 3-й армии, не решились признать, что на родине 
подвергались политическим репрессиям. А те, кто утверждал, что вступил в РОА 
под нажимом (от 1 590 до 3 220 человек), подлежали выдаче в первую очередь. 
В феврале 1946 года папа Пий XII, откликнувшись на мольбу Православной церкви 
за рубежом о помощи, заявил протест против [253] "репатриации людей помимо их 
воли и отказа в праве убежища"{675}. Накануне выдачи, 23 февраля 1946 года, 
протоиерей граф Граббе и полковник Кромиади по поручению Синода посетили 
штаб-квартиру во Франкфурте, тщетно пытаясь добиться отмены приказа. Их 
отослали к правительству в Вашингтоне, а оно ответило на послание Синода лишь 
25 мая 1946 года, когда все уже было кончено. Все средства были испробованы, 
все оказалось тщетным. 21-22 февраля 1946 года семьям в Платтлинге было 
разрешено собраться в последний раз. Среди обитателей лагеря в ту пору уже 
царило глубокое отчаяние. 
23 февраля в лагерь не допустили даже священника отца Сергия. Лагерь для 
военнопленных № 431, Платтлинг, был окружен двумя полками. Утром 24 февраля на 
территорию лагеря бесшумно вошли еще несколько батальонов — всего здесь 
оказалось около 3 тысяч американских солдат{676}. Спящих военнопленных, 
застигнутых врасплох, по сигналу выгнали из бараков, чтобы предупредить 
самоубийства или хотя бы свести их до минимума. После переклички пленных 
разделили на две группы. 1 590 человек силой посадили в грузовики, на вокзале в 
Платтлинге их уже ждали товарные поезда, и вскоре они были переданы советским 
властям в Хофе. В лагере осталось 1 630 власовцев, заявивших перед следственной 
комиссией, что они были лишены гражданских прав и поэтому добровольно вступили 
в РОА. По решению следственной комиссии, эта группа не подлежала репатриации, и 
американские офицеры заверили пленных в том, что им ничто не угрожает. Глава 
военного правительства США в Германии, командующий американскими силами в 
Европе генерал Мак-Парни тоже был убежден, что согласно американскому 
определению гражданских прав этих пленных следует освободить, и дважды — 19 и 
27 апреля — обращался в госдепартамент за подтверждением{677}. В результате 
появилась новая директива Объединенного комитета начальников штабов от 7 июня 
1946 года, в которой запрещалась введенная в 3-й армии практика следственных 
комиссий и подчеркивалось, что решение о том, кто является советским 
гражданином, а кто — нет, находится исключительно в компетенции советских 
властей{678}. Выдачи, прерванные на несколько месяцев, возобновились снова: из 
лагерей Деггендорф и Бад Айблинг в советскую оккупационную зону было вывезено 
от 600 до 900 военнопленных, переведенных туда ранее. Выдач избежали лишь 
несколько сотен бывших солдат РОА. Но и это оказалось возможно лишь потому, что 
генерал-лейтенант Траскотт, очевидно, [254] заручившись поддержкой генерала