Первым им повстречался американский полковник, который тоже никак не мог 
разобраться, о какой армии идет речь и чем "русская" армия отличается от 
советской. Положение спасли жители Пльзеня, восторженно встречавшие 
"освободителя Праги". Тогда городской комендант пригласил Власова и его 
спутников на завтрак и в застольном разговоре, когда Власов разъяснил цели РОА, 
признал свою ошибку. Вообще американцы были исключительно приветливы и 
доброжелательны в отношении власовцев, но тем дело и ограничивалось. 
Утром 10 мая Власова принял американский генерал, командующий округом, который 
лишь повторил то, что уже было сказано Антонову: безоговорочная капитуляция без 
каких бы то ни было гарантий от выдачи. Более того: американские офицеры 
намекали Власову, что ему и его спутникам лучше всего бежать, и обещали 
снабдить их штатской одеждой и бензином. И некоторые офицеры власовского 
эскорта, в частности Тензоров, склонялись к тому, чтобы принять это предложение,
 но Власов отказался, объяснив старшему лейтенанту В. Реслеру, что не может 
бросить своих беззащитных солдат на произвол судьбы. Он послал старших 
лейтенантов Левчука и И. Пекарского и своего адъютанта Антонова в 1-ю дивизию с 
поручением передать, что он не видит иного выхода, как только согласиться на 
капитуляцию на американских условиях. Вечером 10 мая Власов под американским 
прикрытием тронулся в путь по шоссе, по которому уже двигались советские части. 
Он направлялся в замок Шлиссельбург, в 50 километрах к юго-востоку от Пльзеня, 
куда должна была прибыть 1-я дивизия. 
Американцы приняли капитуляцию, однако выяснилось, что они вовсе не намерены 
считать власовцев военнопленными. В следующие два дня власовцы прилагали 
отчаянные усилия к тому, чтобы 3-я армия взяла их под стражу, — а советские 
части продвигались все ближе и наконец образовали полукруг у района 1-й дивизии,
 взяли под наблюдение дороги на запад и в конечном счете грозили отрезать все 
пути к побегу. 10 мая разведка быстро продвигавшегося на юг мимо Праги 
советского 25-го танкового корпуса обнаружила власовское соединение западнее 
Бржезнице. Днем 11 мая командир корпуса генерал Е. И. Фоминых нанес визит 
командиру американского 12-го корпуса генерал-майору Ле Рой [220] Ирвину{588} и 
попросил его "разоружить" бродящих в лесах власовских бандитов. По словам 
Фоминых, американский генерал дал ему уклончивый ответ, сославшись, видимо, на 
то, что не в его компетенции решать вопрос о выдаче. Так что советскому 
генералу пришлось действовать самостоятельно. Он приказал командиру 162-й 
танковой бригады полковнику И. П. Мищенко "настичь изменников". Это была 
довольно трудная задача, потому что, во-первых, советские не совсем ясно 
понимали позицию американских союзников, а во-вторых, как пишет генерал С. М. 
Штеменко в своих мемуарах, "впереди находилась целая дивизия готовых на все 
головорезов", а "близость спасения" у американцев "могла придать им силы". 
Чтобы задержать дивизию, дезорганизовать ее действия и затем обрушиться на нее 
всей танковой мощью, было решено прибегнуть к обману. По словам Штеменко, 
"помогли сметка, здравый смысл и понимание психологии врага"{589}. 
11 мая в расположение дивизии проникли советские агитаторы с заданием посеять 
разлад между офицерами и рядовыми{590}. Они убеждали власовцев, что советское 
правительство готово великодушно простить простым солдатам, "русским людям, 
друзьям и братьям" все их заблуждения, что Родина-мать зовет своих заблудших 
сыновей. Зато генерала Власова и офицеров агитаторы поносили последними словами.
 Однако желаемого результата это мероприятие не дало. Солдаты, все еще 
рассчитывавшие стать военнопленными американцев, "были настроены относительно 
оптимистично. Царили дисциплина и порядок. Явлений возмущения и разложения не 
наблюдалось"*{591}. Выслушав советских офицеров, власовцы и не подумали 
выступить против своих командиров, да и обещаниям они верили не слишком. 
Очевидец описывает такой эпизод: кто-то из эскорта советского лейтенанта поднял 
оружие против подоспевшего к ним командира полка, и солдаты РОА немедленно 
направили на красноармейцев свои автоматы{592}. Но до столкновений не дошло. 
Советские офицеры несколько раз даже вступали в дружеские беседы с власовцами, 
убедившись предварительно, что за ними не следят их товарищи. 
Однако вечером 11 мая настроение в дивизии начало меняться. С застав поступали 
донесения о приближении советских танков, цель которых могла состоять лишь в 
одном — отрезать путь на запад. Буняченко срочно перевел свой штаб из Гвождани 
к Шлюссельбургу и приказал всем частям дивизии в ускоренном темпе подтянуться в 
район северо-западнее города. Он связался с американским комендантом [221] 
Шлюссельбурга капитаном Донахью, который обещал принять решение о дальнейшем 
продвижении власовцев утром 12 мая, к 10 часам. Но Донахью по собственной 
инициативе сослужил дивизии большую службу. Он поехал с переводчицей 
Рождественской в штаб 162-й танковой бригады и категорически потребовал во 
избежание инцидентов немедленно отвести советские танки, уже вторгшиеся в его 
район. Вмешательство американского офицера заставило полковника Мищенко пойти 
на попятную. К тому же он полагал, что 1-я дивизия вооружена и боеспособна. Тем 
охотнее схватился он за внезапно подвернувшуюся возможность все-таки захватить 
дивизию. 
Вечером 11 мая командир 2-го полка подполковник Артемьев, не знавший о переезде 
дивизионного штаба, случайно забрел в штаб советской танковой бригады. Не 
растерявшись, он выдал себя за парламентера, посланного генералом Буняченко для 
установления связи с советскими войсками с целью добровольного перехода на их 
сторону. Мищенко выказал горячую заинтересованность в этом вопросе и даже 
заявил о готовности принять меры, чтобы избежать столкновения с власовской 
дивизией. Ночью Артемьев с двумя советскими офицерами — по всей вероятности, 
разведчиками майором П. Т. Виноградовым и старшим лейтенантом Н. П. Игнашкиным 
— появился в штабе дивизии. Буняченко, сразу поняв ситуацию, сделал вид, что