Пражского манифеста не имеют к ней никакого отношения. Так или иначе, Власов 
полагал, что может рассчитывать на обширные человеческие ресурсы — полтора [12] 
миллиона советских военнопленных и несколько миллионов так называемых 
"восточных рабочих" в Германии{18}. В общем, с личным составом дело обстояло, 
по видимости, в высшей степени благоприятно, теоретически его хватило бы на 
тридцать дивизий. Правда, и Власов и Трухин понимали, что объем формирований 
будет зависеть прежде всего от наличия соответствующего числа офицеров, 
унтер-офицеров и прочих специалистов, а также от того, удастся ли обеспечить 
формирования достаточным количеством оружия, техникой и транспортом. 2 февраля 
1945 года Власов, отвечая на вопрос рейхсмаршала Геринга, был вынужден признать,
 что наличного командного состава достаточно для формирования всего пяти 
дивизий{19} и поэтому необходимо позаботиться об ускоренной подготовке офицеров 
в различных учебных заведениях и на курсах с сокращенной программой. 
И все же, как ни странно, несмотря на все эти трудности, руководители 
Освободительного движения рассчитывали уже к лету 1945 года сформировать десять 
дивизий. А ведь сам Власов всего год назад возражал против спешки в 
формировании армии, так как "здорово лишь то, что развивается органично". 16 
августа 1943 года, например, в письме одному крупному немецкому промышленнику 
Власов высказывался за тщательную подготовку сначала двух дивизий, которые 
могли бы неожиданно и решительно вступить в дело{20}. Он писал: "Только когда 
эти пробные дивизии покажут себя в деле, можно приступать к формированию 
следующих"*. Так же представлял себе этот процесс и Гиммлер, когда в беседе с 
Власовым 16 сентября 1944 года согласился на немедленное формирование трех 
пехотных дивизий{21}. 8 января 1945 года Гиммлер в разговоре со своим 
представителем у Власова, оберфюрером СС доктором Крегером еще раз подчеркнул 
необходимость "постепенного" формирования Освободительной армии{22}. Он считал, 
что "первые две дивизии должны в полном составе выйти на поле боя", где им 
следует предоставить возможность проявить себя под командованием Власова "в 
хорошо продуманной акции", главная цель которой — оказать пропагандистское 
воздействие на противника. Уже сама формулировка "первые две дивизии" позволяет 
заключить, что Гиммлер был заинтересован в дальнейшем развитии Освободительной 
армии. По его поручению доктор Крегер в марте 1945 года дал понять, что в 
ближайшем будущем Освободительную армию предполагается расширить до желаемого 
объема в десять дивизий{23}. И в самом деле, в это время как раз началось 
формирование третьей дивизии. [13] В публичных выступлениях Власов и его 
сотрудники не раз высказывали уверенность в том, что им удастся организовать 
собственные вооруженные силы. 18 ноября 1944 года в своей программной речи на 
митинге в берлинском Доме Европы Власов говорил о том, что есть все возможности 
в кратчайший срок создать из Вооруженных сил народов России прекрасно обученную 
армию, готовую самоотверженно воевать за свое дело{24}. Не менее оптимистично 
высказался на конференции с представителями немецкой и иностранной прессы 15 
ноября 1944 года генерал-лейтенант Г. Н. Жиленков, начальник главного 
управления пропаганды КОНР (Комитета освобождения народов России){25}. 
Генерал-майор Трухин в своей нашумевшей статье в газете КОНР "Воля народа" от 
18 ноября 1944 года писал, что им удастся сформировать силы, которые смогут 
разбить… военную машину большевизма": 
Уже сейчас можно сказать, что Красной армии будут противостоять такие войска, 
которые ни в техническом отношении, ни в военной выучке не будут уступать, а 
морально они будут ее несомненно превосходить, потому что бойцы и офицеры 
Вооруженных Сил Освобождения Народов России идут в бой во имя великой идеи 
освобождения Родины от большевизма, во имя счастья своих народов. Сейчас уже 
можно сообщить, что Вооруженные Силы Освобождения Народов России будут вполне 
самостоятельны, подчинены Главнокомандующему генерал-лейтенанту А. А. Власову и 
будут иметь в своем составе все роды войск, необходимые для ведения современной 
войны, и вооружение по последнему слову техники{26}. 
Историку небезынтересно заняться вопросом: на каком основании руководители 
Освободительного движения на этом этапе войны еще могли надеяться на успех? Как 
ясно из слов Трухина, эта надежда покоилась в первую очередь не столько на 
реальной силе формирований, сколько на силе политического и пропагандистского 
воздействия, которой, по их мнению, обладали дивизии РОА. В 1943 году, излагая 
первые соображения о формировании РОА, Власов, прекрасно знавший обстановку в 
советской армии, исходил из того, что даже "относительно ничтожное применение 
силы" повлечет за собой "действенную работу по разрушению Красной армии и 
ближнего тыла"*. При этом он заявлял о готовности представить [14] "подробный 
план", который поможет "в относительно короткий срок нанести чувствительный 
урон противнику, а то и вовсе сокрушить его… на престижном Ленинградском фронте,
 в районе Ораниенбаума, Петергофа, Кронштадта{27}. Власов явно намекал на то, 
что даже высшие офицерские круги Красной армии втайне симпатизируют идеям 
освобождения. Об этом говорил также взятый в плен в декабре 1941 года 
генерал-лейтенант М. Ф. Лукин, командующий 19-й армией и всей группировкой сил, 
попавшей в окружение под Вязьмой. В 1943 году Власов предлагал "установить 
связь с руководителями Красной армии и функционерами советского правительства", 
которые могли бы сочувствовать Освободительному движению. Он не раз упоминал о 
существовании тайного "Союза русских офицеров". По словам доверенного лица 
Власова Сергея Фрелиха, Власов говорил: "Я был в приятельских отношениях с 
большинством генералов, я точно знаю, как они относятся к советской власти. И 
генералы знают, что мне это известно. Нам нет нужды притворяться друг перед 
другом"*. Как выразился в то время доктор Крегер, "Власов и его люди понимали, 
что повстанческие настроения носятся в воздухе... может, они знали и больше, но 
молчали"{28}. По-видимому, в 1944 году Власов и его соратники еще лелеяли