англо-американцев" и — что отмечалось особо — "хранящие полное молчание насчет 
еврейского вопроса". Примером такого образа мыслей могло послужить также 
зарегистрированное тогда же, провокационно звучавшее для 
национал-социалистических ушей высказывание капитана Воскобойникова: "Евреи — 
симпатичные, интеллигентные люди"{99}. 
Согласно тому же источнику, в РОА шла тайная агитация не только против самих 
немцев, но и против добровольческих соединений, все еще находившихся под их 
командованием. Агенты или доверенные лица РОА якобы пытались сеять смуту в 
Восточных войсках, уговаривали солдат присоединиться к Власову, "который решит 
русский вопрос без немцев". В духе советской пропаганды эти агитаторы называли 
офицеров Восточных войск, многие из которых воевали уже не первый год, 
"гестаповцами, предателями и наймитами", противопоставляя им подлинных вождей, 
которые "не продались немцам"{100}, то есть прямо из плена попали к Власову. 
Эти утверждения выглядят малоправдоподобными, поскольку такое различие 
противоречило бы самим принципам КОНР, считавшего всех русских добровольцев 
участниками Освободительного движения, независимо от их местонахождения{101}. 
Наконец, не следует забывать, что большинство ведущих деятелей РОА выдвинулись 
из Восточных войск, как, например, генерал-майор Буняченко, который командовал 
русским полком еще в период германского наступления. Руководство РОА решительно 
выступало против всех подобных антинемецких течений, развивавшихся скорее 
подспудно, чем на поверхности. Начальник главного управления пропаганды КОНР 
генерал-лейтенант Жиленков был склонен расценивать такие настроения как 
целенаправленную вражескую провокацию. В военной газете КОНР "3а Родину" от 7 
января 1945 года он писал{102}: [39] 
Воин армии освобождения в отношении союзников должен проявлять максимум 
уважения и повседневно заботиться об укреплении боевой дружбы русских и немцев..
. Поэтому солдаты и офицеры армии освобождения должны проявлять максимум 
корректности и полное уважение к национальным порядкам и обычаям той страны, на 
территории которой они вынуждены будут сражаться против большевизма. 
Сам Власов, бывший свидетелем того, как после битвы за Киев Сталин в Кремле 
требовал у Берии всеми средствами разжигать "ненависть, ненависть и еще раз 
ненависть*» против всего немецкого{103}, именно в преодолении этой ненависти 
между двумя народами видел основы своей политики, хотя сам относился к немцам 
достаточно критически и трезво. Об его личном отношении к немецким союзникам 
свидетельствует его высказывание в речи, произнесенной 10 февраля 1945 года на 
учебном полигоне в Мюнзингене по случаю вступления в командование 1-й и 2-й 
дивизиями РОЛ. В присутствии именитых немецких гостей он сказал собравшимся 
войскам: 
В годы совместной борьбы зародилась дружба русского и немецкого народов. Обе 
стороны совершали ошибки, но пытались исправить их-и это говорит об общности 
интересов. Главное в работе обеих сторон — это доверие, взаимное доверие. Я 
благодарю русских и немецких офицеров, которые участвовали в создании этого 
союза. Я убежден в том, что мы скоро вернемся на нашу родину с теми солдатами и 
офицерами, которых я вижу здесь. Да здравствует дружба русского и немецкого 
народов! Да здравствуют солдаты и офицеры русской армии!{104}* 
В своей речи Власов ни разу не упомянул о Гитлере и национал-социализме. 
Поэтому в служебном немецком донесении о церемонии в Мюнзингене подчеркивается, 
как трудно придерживаться требуемого Власовым равенства. Л ведь именно это 
условие выдвигалось Власовым в качестве основного принципа взаимоотношений 
между немцами и РОЛ. [40] 
Глава 3. Сухопутные войска РОА.
23 ноября 1943 года, через несколько дней после провозглашения Пражского 
манифеста, организационный отдел генштаба ОКХ отдал приказ о формировании 1-й 
русской дивизии{105} (в немецкой номенклатуре 600-й пех. див. (русс.)){106} как 
ядра вооруженных сил КОНР. Но приготовления на учебном полигоне в Мюнзингене 
(Вюртембург, V военный округ) были начаты заблаговременно, еще до приказа. 
Сначала Власов намеревался назначить командиром дивизии полковника В. И. 
Боярского, но в конце концов его выбор пал на полковника (с февраля 1945 года 
генерал-майора) Буняченко{107}. Сергей Кузьмич Буняченко родился на Украине, в 
бедной семье, в 1939 году командовал дивизией на Дальнем Востоке. Будучи 
командармом 389-й танковой дивизии, он на основании приказа Сталина & № 227 от 
28 июля 1942 года был приговорен 5 сентября того же года к расстрелу за то, что 
преждевременно отдал приказ о разрушении железнодорожной линии Изерская — 
Осетинская{108}, помешав тем самым вступлению в бой бронепоезда. После 
помилования ему удалось перейти к немцам, и в начале 1943 года он присоединился 
к освободителыюму движению. В сентябре 1943 года Буняченко, состоявший в 
должности штабного офицера для особых поручений при командующем Восточными 
войсками военного округа "Юг" генерал-майоре графе Столберге, высказался за 
переброску русских войск в Западную Европу: он считал, что это даст возможность,
 независимо от поражений на немецком Восточном фронте, создать Освободительную 
армию в составе "нескольких армейских корпусов"{109}. В июле 1944 года он 
отличился, командуя русским полком на Западном фронте, это способствовало росту 
его военного престижа, и [45] он не колеблясь пользовался своим авторитетом в 
интересах создания крупных русских формирований. Как явствует из беседы 
полковника Буняченко, генерала-майора Малышкина и командующего Восточными 
войсками при главнокомандующем западной группой армий генерал-майора профессора 
доктора Риттера фон Нидермайера 21 июля 1944 года в Париже, русские не 
переставали настаивать на создании независимой Освободительной армии под 
русским командованием{110}. 
По всем своим данным Буняченко был прекрасной кандидатурой на пост командира