Розенбергера поддержал министр юстиции Франц Гюртнер, усмотревший в этом 
деле шанс ограничить растущую власть аппарата ГиммлераГейдриха. На примере 
Фрича он хотел показать, к какому произволу придет рейх, если судьбу людей 
будет единолично решать полиция. Когда Гитлер обратился к нему за советом, 
министр юстиции затребовал всю документацию и протоколы допроса из гестапо и 
подверг их анализу. Свое заключение в осторожной форме и на принятом 
бюрократическом языке он сообщил Гитлеру.
      «Вынести решение о виновности или невиновности, — говорилось в заключение,
 — я не могу и не имею права — независимо от личности, ее положения и 
занимаемой должности — так как это прерогатива суда».
      Диктатору не оставалось другого выхода, как согласиться с назначением 
военного суда. В его состав вошли главнокомандующие сухопутных войск, ВМФ и ВВС 
и оба председателя имперского военного суда. Вместе с тем Гитлер поручил 
судебным советникам Бирону и Карлу Закку провести предварительную экспертизу. 
Не забыл он, однако, и притормозить действия военных: председателем суда был 
назначен Геринг, а тайная государственная полиция получила указание заняться 
расследованием дела параллельно.
      Сначала казалось, что верх берет гестапо, так как не успел еще главный 
следователь Закк приступить к работе, как Фрич по собственной инициативе 
отправился на ПринцАльбрехтштрассе и предоставил себя в распоряжение 
гестаповских следователей. Друзья Фрича буквально остолбенели, поскольку даже 
последнему новобранцу в течение многих лет вдалбливалось, что гестапо не имеет 
права ни арестовывать, ни допрашивать солдат. Территория частей и подразделений 
вермахта считалась неприкосновенной для сотрудников тайной полиции, независимо 
от их званий и должностей.
      Фрич побывал там дважды. 27 января его подверг допросу оберфюрер СС 
Вернер Бест в присутствии советника по уголовным делам Франца Иосифа Хубера. А 
28 января Фричу устроили очную ставку с основным свидетелем обвинения, Шмидтом. 
Допросы Фрича относились к самым длительным за всю историю гестапо. Бест 
чувствовал какоето смутное беспокойство. Конечно, генералполковник не 
производил впечатления самоуверенного человека, он явно нервничал и прилагал 
усилия к тому, чтобы както обосновать возникновение разговоров о 
гомосексуализме. Даже рассказал, что както просто оставил у себя переночевать 
двоих юнцов. Неблагоприятное впечатление оставили и долгие дебаты Фрича со 
Шмидтом.
      Тем не менее история, рассказанная Шмидтом, не показалась Бесту 
достоверной. К тому же упоминание графа фон дер Гольца в качестве якобы его 
клиента оказалось химерой. О своих сомнениях Бест доложил Гиммлеру. Рейхсфюрер 
СС ответил: «А ведь и у воров есть свое понятие о чести».
      Эти его слова следовало понимать, что мошенники в таких случаях лгать не 
будут. Тем не менее предыдущие показания Шмидта были перепроверены, в 
результате чего выяснилось, что все его показания — чистая выдумка.
      Доверенное лицо Нёбе, Ханс Бернд Гизевиус, доложил своему шефу, что в 
случае с Фричем произошла ошибка, о которой Гиммлер и Гейдрих знали, но ничего 
не предприняли, чтобы приостановить дело. Шелленберг подтвердил: «Когда у 
Гейдриха появились сомнения, дело уже лежало на столе Гитлера».
      На ПринцАльбрехтштрассе опустился «железный занавес» молчания. Не было 
произнесено ни слова и не был даже сделан какойнибудь намек об истинном 
положении дел с Фричем. Более того, гестапо предприняло отвлекающий маневр. Его 
руководство распорядились допросить всех солдат, бывших денщиками 
генералполковника. Не были забыты и его бывшие адъютанты, а также матери тех 
двоих парней, которые у него както заночевали. Майзингер же принимал 
необходимые меры к тому, чтобы завравшийся свидетель Шмидт вновь и вновь 
подтверждал свои прежние показания.
      Былое доверие Гиммлера к Гейдриху пошатнулось. К тому же ему, как отмечал 
генерал Йодль, приходилось «постоянно выслушивать упреки со стороны высших 
офицеров вермахта». На ПринцАльбрехтштрассе почти ежедневно поступали 
сообщения, что среди офицеров нарастает решимость покончить с властью обеих 
полиций: и политической, и безопасности. Гейдриху стало известно, что к его 
противникам присоединился и адмирал Канарис.
      Он вызвал к себе Шелленберга, приказав захватить пистолет с патронами. 
Вместе с Гейдрихом они пошли в казино гестапо. Время летело быстро, Гейдрих 
нервничал. Взглянув на часы, он произнес: «Если в течение этого часа они не 
выступят в Потсдаме, то можно считать, что опасность миновала».
      Только тут до Шелленберга дошло, что Гейдрих вполне серьезно считал 
возможным выступление против него гарнизона Потсдама.
      И в действительности некоторые военные планировали такие действия, однако 
в последний момент спасовали, ограничившись патетическими высказываниями. 
Начальник генерального штаба Бек пытался понять глубинный смысл аферы с Фричем, 
а новый главком сухопутных войск генералполковник Вальтер фон Браухич121 
решительно воспротестовал против действий гестапо. Генералполковник фон Фрич 
послал Гиммлеру письменный вызов на дуэль, но его секундант, генерал фон 
Рундштедт, вызов этот не передал, а оставил у себя в качестве сувенира. Только 
полковник Хосбах и шеф абвера Канарис при поддержке защитника Фрича графа фон 
дер Гольца и советника Закка бескомпромиссно выступили против чернорубашечников.

      Закк и фон дер Гольц подвергли сомнению показания Шмидта. Им удалось 
доказать, что генералполковник фон Фрич никогда не имел удостоверения, якобы 
показанного им Шмидту, и не жил на Фердинандштрассе. Фрич вообще не курил и не 
носил пальто с меховым воротником. Тем не менее место происшествия, описанное