стать сигналом к атаке. Однако подозрительный шеф СД Гейдрих увидел в этом 
инциденте больше чем простое недоразумение: у него возникло подозрение, что 
коекому умышленно захотелось сорвать акцию.
      С самого начала многих удивило, что в качестве ключевой фигуры операции 
Гейдрих избрал именно оберфюрера СС Мельхорна. Бывший адвокат из Хемнитца, один 
из старейших и наиболее умных сотрудников службы безопасности, слыл в 
управлении СД «сомневающимся советником». Он принадлежал к числу интеллектуалов 
старого типа, которые сопротивлялись беспринципной безрассудности Гейдриха и 
его ближайшего окружения. В 1937 году Мельхорн был освобожден от должности 
начальника отдела по надзору за несением службы сотрудниками управления СД и 
переведен в МВД, по линии которого выезжал в исследовательские командировки в 
Америку и Японию. Возможно, двойственному мышлению Гейдриха и соответствовала 
идея привлечь к участию в «военном спектакле» осторожного и осмотрительного 
Мельхорна. Шефу службы безопасности хотелось иметь гарантию, что во время 
операции не случится никаких неожиданностей. Однако, когда Гейдриху донесли, 
что Мельхорн считает операцию «историческим преступлением», шеф СД задумался, а 
после ее срыва 25 августа решил окончательно избавиться от Мельхорна. Саксонца 
заменили на Мюллера из гестапо и освободили от занимаемой должности. Более того,
 Мельхорну запретили впредь переступать порог управления СД. Оберфюрера, 
единственного человека, которого Гейдрих ценил, но и опасался, перестали 
повышать в звании. Хелльвигу также пришлось уйти. Его место в предстоящей 
операции занял уже задействованный как «защитник» штандартенфюрер Труммлер.
      Вторая попытка удалась. Стоило 31 августа Гитлеру объявить окончательную 
дату вторжения (1 сентября, 4 часа 45 минут утра), как Гейдрих отдал 
соответствующие команды своей тайной армии на польскогерманской границе. В 16 
часов в гостиничном номере Науйокса в Гляйвице раздался телефонный звонок. 
Подняв трубку, он услышал только одну фразу, сказанную с металлом в голосе: 
«Срочно перезвоните!» Эсэсовец тут же набрал известный ему номер на 
ПринцАльбрехтштрассе и потребовал соединить его с адъютантом Гейдриха. 
«Бабушка умерла», — прозвучал в трубке тот же высокий голос. Науйокс все понял. 
Он собрал своих людей и договорился с ними к 19.30 выступить и захватить 
радиостанцию. Примерно в это же время Мюллер из особняка гестапо в Оппельне дал 
старт своим грузовикам. Он спешил: трупы надлежало вовремя доставить на место. 
Имелись «консервы» и для Науйокса. Их следовало оставить у входа на 
радиостанцию не позднее 20.20.
      Тем временем Науйокс и его люди уже подобрались к радиостанции. Около 20 
часов служащий Фойтцик заметил, как пятеро неизвестных вошли в машинное 
отделение и побежали вверх по лестнице по направлению к студии. Фойтцик хотел 
было поинтересоваться, что эти господа хотят, однако увидел наставленное на 
него дуло пистолета. Команда Науйокса: «Руки вверх!» — заставила повиноваться и 
остальной персонал радиостанции. Штурмбанфюрер дал условный сигнал, и его люди 
подняли шум.
      «Мы открыли огонь из пистолетов, — вспоминал он впоследствии, — несколько 
раз выстрелили в потолок, чтобы создать неразбериху и запугать людей».
      Служащих связали и заперли в подвале. Науйокс рассказывал:
      «Потом мы изрядно попотели, чтобы понять, как начать передачу».
      Наконец, им удалось обнаружить так называемый «грозовой микрофон», по 
которому радиостанция в случае приближения грозы обычно оповещала слушателей. 
Науйокс достал текст, и через несколько минут тысячи немцев в округе услышали 
невнятные беспорядочные выкрики на польском языке, прерываемые выстрелами. 
Представление длилось всего четыре минуты, после чего Науйокс и его команда 
ретировались. На улице штурмбанфюрер заметил труп, лежавший перед входом в 
радиостанцию, — о нем позаботился Мюллер. Науйокс вскользь оглядел тело и дал 
команду к отходу.
      В двух других приграничных точках все также шло по плану. Когда Иосиф 
Гржимек вместе со своей группой покидал разоренное ими здание таможенного 
пункта Хохлинден, в темноте он обо чтото споткнулся.
      Гржимек вспоминал позже:
      «Пригнувшись, я обнаружил несколько человек в польской военной форме, 
неподвижно лежавших на земле… У всех них головы были наголо побриты. Я присел 
на корточки, так как решил, что это ктото из наших товарищей. Но попытавшись 
приподнять одно из тел, понял, что имею дело с окоченевшим трупом».
      Рейхсфюрер СС не слишком расстраивался по поводу нескольких мертвых 
заключенных из концлагерей. Он дал фюреру то, что требовалось: польскую 
провокацию. В то время как солдаты и танки третьего рейха уже вели бои на 
польской территории, пропагандистская машина Гитлера с фальшивым негодованием 
оповестила мировую общественность о чудовищном преступлении, совершенном на 
границе великой Германии.
      «Польские мятежники перешли немецкую границу», — гласил заголовок 
передовицы партийного органа «Фёлькишер беобахтер» за 1 сентября 1939 года. 
Газета сообщала, что чудовищное злодеяние в Гляйвице «очевидно являлось 
сигналом для начала нападения польских партизан на немецкую территорию».
      В другой газете говорилось:
      «Подразделения полиции безопасности, несшие пограничную службу, дали 
отпор непрошеным гостям. Боевые действия продолжаются до сих пор».
      Руководство третьего рейха подхватило эту тему. В своем выступлении в 
рейхстаге 1 сентября Гитлер, например, заявил, что в истекшую ночь на границе 
произошли четырнадцать столкновений, в том числе три крупных. Министр 
иностранных дел фон Риббентроп сообщил французскому послу, что польская армия в 
трех местах перешла имперскую границу. Даже Герман Геринг, связывавший свои