союзников, которые склонны преувеличивать значение каждого дополнительного 
километра в час, пусть даже просто как гарантии безопасности. Они никак не 
могут поверить, что я сделал больше 2500 боевых вылетов на таком медленном 
самолете. Они также совсем не заинтересованы в извлечении уроков из моего опыта,
 поскольку здесь нет никаких гарантий безопасности. Они хвастаются своими 
ракетами, о которых я уже знаю и которые могут выпускаться с самого быстрого 
самолета, им не нравится, когда я говорю, что точность этих ракет гораздо 
меньше по сравнению с моими пушками. Я не особенно возражаю против этих 
допросов, мои успехи не были достигнуты при помощи каких-либо технических 
секретов. Таким образом, наши разговоры – немногим больше, чем дискуссия об 
авиации и о только что закончившейся войне. Британцы не скрывают уважения к 
достижениям противника, их отношение построено на понятиях о спортивной 
честности, и мы это приветствуем. Каждый день в течении сорока пяти минут мы 
можем прогуливаться за колючей проволокой. Все остальное время мы читаем и 
строим планы, чем будем заниматься после войны. Примерно через две недели нас 
посылают на север и интернируют в обычном американском лагере для военнопленных.
 В этом лагере много тысяч заключенных. Еды дают только самый минимум и 
некоторые из наших товарищей, которые находятся здесь уже какое-то время, 
ослабли от истощения. Моя культя доставляет мне неприятности, нужна новая 
операция. Начальник медицинской части лагеря отказывается сделать операцию на 
том основании, что я летал с одной ногой и ему совсем не интересно, что 
происходит с моей культей. Она вздута, воспалилась, я страдаю от острых болей. 
Лагерное начальство не могло бы придумать лучшей пропаганды среди тысяч 
немецких солдат в пользу их бывших офицеров. Многие наши охранники хорошо знают 
немецкий, они эмигрировали в Штаты после 1933 года и говорят по-немецки не хуже 
нас. У черных солдат добрый нрав и они предупредительны, за исключением тех 
случаев, когда они напиваются. Через три недели меня, вместе с Ниерманом и 
большинством тяжелораненных переводят в Саутгемптон. Мы толпимся на борту 
грузового судна «Кайзер». Когда проходят сутки, а нам не приносят никакой еды, 
мы подозреваем, что так и будет продолжаться до самого Шербура, потому что 
американская команда собирается продать наши пайки на французском черном рынке. 
Группа ветеранов русского фронта, узнав об этом, вламывается в кладовую и берет 
распределение еды в свои руки. У моряков этого судна, которые узнают об этом 
рейде гораздо позже, вытягиваются лица. Поездка из Шербура в наш новый лагерь 
неподалеку от Карентана не назовешь приятной, поскольку французское гражданское 
население приветствует даже тяжелораненых солдат градом камней. Нам не помогают 
воспоминания о том, какую действительно комфортабельную жизнь часто вели 
французские гражданские лица, находившиеся в Германии. Многие из них были 
достаточно благоразумны, чтобы приветствовать свою жизнь в комфорте в то время, 
когда мы сдерживали Советы на востоке. И те, кто сегодня бросает в нас камни, 
когда-нибудь очнутся. Условия в новом лагере почти те же самые, что и в Англии. 
И здесь мне поначалу отказывают в операции. Неизвестно, когда меня отсюда 
выпустят, будут удерживать хотя бы из-за моего ранга. Однажды меня увозят на 
Шербурский аэродром и поначалу мне кажется, что меня передают иванам. Это будет 
нечто для Советов, заполучить фельдмаршала Шернера и меня в качестве приза за 
войну, выигранную на земле и в воздухе. Компас показывает 300 градусов, так что 
нас опять везут в Англию. Зачем? Мы приземляемся примерно в тридцати километрах 
от моря на Танжмерском аэродроме, где находится школа командного состава 
Королевских военно-воздушных сил. Здесь я узнаю, что моего перевода добился 
майор Бадер. Бадер – самый популярный летчик в RAF. Во время войны он был сбит 
и летал на протезах. Он узнал, что я был интернирован в Карентанском лагере. Он 
сам был военнопленным в Германии и предпринял несколько попыток к бегству. Он 
может рассказать истории, которые отличаются от выдумок злобных агитаторов, 
любыми средствами пытающихся заклеймить нас, немцев, как варваров.* ** Это 
время, проведенное в Англии, стало настоящим лечением отдыхом после лагерей для 
военнопленных. Здесь я вновь открываю, что существует уважение к достижениям 
противника, рыцарство, которое естественным образом присуще каждому офицеру, 
состоящему на службе любой страны мира. Бадер посылает меня в Лондон к человеку,
 который сделал ему протезы в надежде чтобы он сделал мне такие же. Я отклоняю 
это щедрое предложение, потому что не смогу оплатить заказ. Я потерял на 
востоке все и еще не знаю, что может случиться в будущем. В любом случае я не 
смогу вернуть ему долг в фунтах стерлингов. Майор Бадер почти оскорблен, когда 
я отказываюсь воспользоваться его добротой и беспокоюсь за оплату. Он привозит 
этого человека с собой и тот делает гипсовый слепок. Протезист возвращается 
через несколько дней и говорит мне, что культя, должно быть, вздута изнутри, 
поскольку она толще в конце, чем у основания, и прежде чем он сможет закончить 
изготовление протеза, необходимо провести операцию. Через несколько дней от 
американцев приходит запрос относительно меня, потому что меня, оказывается, 
«одолжили» только на время и я должен быть возвращен на место. Мой отдых почти 
закончен. Во время одного из последних дней в Танжмере, у меня состоялась 
многое разъясняющая дискуссия с курсантами RAF, которые учились в летной школе. 
Один из них, не англичанин, надеясь, без всякого сомнения, разъярить или 
унизить меня, спрашивает, что, по моему мнению, со мной могут сделать русские, 
если я вернусь в свои родные места в Силезии. «Я полагаю, русские достаточно 
умны», отвечаю я, «чтобы воспользоваться моим опытом. В области борьбы с 
танками, которая неизбежна в любой новой войне, мои пояснения могут поставить 
противника русских в невыгодное положение. Я уничтожил более пятисот танков и, 
если предположить, что в течение нескольких следующих лет я должен буду 
подготовить пять или шесть сотен пилотов, каждый из которых уничтожит по 
крайней мере сотню танков, вы сами сможете догадаться, сколько танков должна