поскольку ваши достижения ни с чем не сравнимы, в то время как представители 
других родов войск возражали, что награжденный – солдат Люфтваффе, недостатки 
которых были причиной стольких проблем. Они хотели знать, разве было невозможно,
 по крайней мере теоретически, заработать награду солдатам и других родов 
войск? Вы видите теперь, чему мне приходится противостоять».
   Он говорит, что никогда бы не поверил тому, что я смогу убедить фюрера 
изменить его мнение относительно запрета на мои полеты. Сейчас, когда у меня 
есть его разрешение, он не может сам запретить мне полеты. Он просит меня, как 
он неоднократно делал прежде, принять пост командующего всей фронтовой авиацией.
 Но принимая во внимание, как я добился согласия фюрера на полеты, я не думаю, 
что он серьезно верит, что сможет меня убедить в необходимости этого, по 
крайней мере сегодня.
   После обеда я сажусь в специальный поезд, отправляющийся в Берлин, где меня 
ждет мой самолет, который доставит меня к моим товарищам на фронт. Я провожу в 
Берлине только несколько часов, но этого достаточно, чтобы привлечь целую толпу 
любопытных, поскольку рассказ о моем награждении был уже сообщен прессой и по 
радио. Вечером я встречаюсь с Риттером фон Хальтом, в то время вождем 
организации «Немецкий спорт». Он рассказывает мне, как после долгих попыток он 
смог убедить Гитлера, что мне следовало бы возглавить спортивное движение рейха 
после войны. Когда будут написаны мои военные воспоминания и я передам своему 
преемнику мой нынешний пост, мне предложат этот назначение.
   По дороге на фронт я залетаю в Герлиц, где встречаюсь с семьей, затем вновь 
поднимаюсь в воздух и беру курс на Будапешт в тот же самый день, когда доклады 
о положении на этом участке фронта становятся особенно печальными. Во время 
моей посадки полк построен, чтобы заместитель командира эскадрильи мог 
поздравить меня от имени всей части с моей новой наградой и званием. Затем мы 
вновь поднимаемся в воздух и совершаем боевой вылет в район Будапешта.
   Если бы русские зенитчики только знали, сколько золота и бриллиантов летит 
над их головами", – говорит с ухмылкой один механик из наземного персонала, 
«можете биться об заклад, они стреляли бы гораздо лучше и приложили бы больше 
усилий».
 
***
 
   Спустя несколько дней я получаю сообщение от венгерского лидера Салаши, 
который приглашает меня в свою штаб-квартиру к югу от Шопрона. Меня 
сопровождают генерал Феттерер, командующий венгерскими военно-воздушными силами 
и Фридолин. В благодарность за наши операции против большевизма в Венгрии он 
награждает меня венгерской высшей военной наградой – Медалью за храбрость. До 
сих пор ею были награждены всего семеро венгров. Я – восьмой ее кавалер и 
единственный иностранец. Поместье, права на которое присуждаются вместе с 
наградой, не слишком меня интересует. Я должен буду вступить в права 
собственника только после войны и без всякого сомнения, оно станет местом 
отдыха для всех летчиков моего полка.
   В середине января мы получаем тревожные доклады о том, что Советы начали 
наступление с Баранувского плацдарма и глубоко проникли вглубь Силезии. Силезия 
– мой дом. Я прошу немедленного перевода полка на этот участок фронта. До 15 
января не поступает никаких определенных приказов, наконец я получаю 
распоряжение перебазировать весь полк, за исключением первой эскадрильи, на 
аэродром Удетфельд в Верхней Силезии. У нас не хватает транспортных самолетов и 
мы везем первую смену механиков и оружейников на наших Ю-87, чтобы быть 
готовыми к вылетам сразу же после перебазирования. По пути мы заправляемся в 
Ольмюце. Когда мы летим над Веной, командир противотанкового звена сообщает по 
радиотелефону:
   «Мне придется сесть… двигатель отказывает».
   Я очень недоволен этим, не столько из-за близких к истине подозрений, что 
неполадки связаны с фактом проживания его невесты в Вене, сколько потому, что 
вместе с ним летит мой операционный офицер лейтенант Вейсбах. Это означает, что 
Вейсбах будет отсутствовать, когда мы приземлимся на нашем новом аэродроме и 
мне самому придется сидеть на этом проклятом телефоне!
   Мы приближаемся к нашему месту назначения над знакомыми, покрытыми снегом 
склонами Судет. Кто мог бы когда-нибудь подумать, что я однажды буду совершать 
боевые вылеты над этим районом? Когда мы находились над бескрайними просторами 
России – в 1700 км от дома – и когда нам в первый раз пришлось отступать, мы 
шутливо говорили: «Если так будет продолжаться, мы вскоре будем базироваться в 
Кракове».
   Мы относились к этому городу как к типичной базе снабжения со всеми 
удобствами, связанными с городом такого размера, и обладающей определенной 
привлекательностью – по крайней мере в течение нескольких дней. Сейчас наша 
шутка стала реальностью, даже еще худшей. Краков захвачен русскими и сейчас 
находится далеко за линией фронта.
   Мы приземляемся в Удетфельде. Я узнаю очень мало от командира авиационной 
дивизии, которая здесь расквартирована. Ситуация сложная, связь с большинством 
наших передовых частей перерезана. Мне говорят, что русские танки находятся уже 
в 40 км к востоку от Ченстохова, но ничего еще точно не известно. Так бывает 
почти всегда, когда вещи выходят из-под контроля. Танковые «пожарные бригады» в 
этом секторе, 16-я и 17-я танковые дивизии в данный момент отрезаны, отчаянно 
сражаются за свою жизнь и не способны придти на помощь другим дивизиям. Как 
кажется, русские начали широкомасштабное наступление, в течение ночи они 
пробили оборону 16-й и 17-й танковых дивизий и, соответственно, наши атаки с