Румынии. Если бы только большая часть нашей отважной армии смогла выбраться из 
этого дьявольского котла измены, за которое следует винить румынское 
правительство! Оружие можно заменить, как это ни трудно, но людей – никогда! 
Наш наземный персонал готовится в путь по дороге, ведущей через перевал Базау, 
мы используем последние капли горючего атакуя русские клинья, которые подходят 
к Базау все ближе и ближе. Часто мы совершаем вылеты вглубь русских позиций, 
чтобы облегчить положение немецких войск, все еще участвующих здесь в 
ожесточенных боях. Какое печальное зрелище, достаточное, чтобы любого довести 
до отчаяния, видеть как эти ветераны русской компании, окруженные противником, 
бьются о приближающуюся стену численно превосходящего врага до тех пор, пока у 
них нечем сражаться кроме их личного оружия. Артиллерия уже давно выпустила все 
снаряды, вскоре у них не останется даже винтовочных или револьверных патронов. 
Единственный способ затянуть их сопротивление – атаковать и еще раз атаковать.
   Сейчас наши запасы на аэродроме наконец истощены и мы летим на запад над 
Карпатами на нашу новую операционную базу в Сехсис-Реген в Венгрии. В этом 
городке почти все говорят по-немецки, это цитадель трансильванских немцев. Вон 
там немецкая кирха и немецкая школа, когда идешь по городу, в голову даже не 
приходит и мысли о том, что ты находишься не в Германии. Город живописно 
раскинулся между цепями холмов и небольшими горами, в окрестностях много лесов. 
Наш аэродром находится на возвышенности и окружен лесами, мы расквартированы в 
самом городе и в соседних чисто немецких деревнях к северу и северо-востоку от 
него. Наши операции в данный момент направлены против врага, рвущегося с 
востока через Карпаты. Здесь много отличных оборонительных позиции, но у нас 
нет достаточно сил, чтобы их удерживать, поскольку вся тяжелая артиллерия 
потеряна в Румынии. Даже самую благоприятную местность невозможно защитить 
против самого современного оружия с помощью одного лишь героизма. Мы совершаем 
атаки с малых высот на горные перевалы и ведущие к ним дороги. У меня есть опыт 
полетов в горах Кавказа, но здесь долины очень узкие, особенно в нижней части и 
прежде чем можно было развернуться, приходиться подниматься на значительную 
высоту. Дороги на перевалах извилисты и большие их отрезки проходят по выемкам, 
вырубленным в скалистых горных склонах. Поскольку машины и танки обычно 
держаться под защитой скал, приходиться быть дьявольски аккуратным, чтобы не 
врезаться в них то здесь, то там. Если другая группа самолетов пролетает в том 
же самом районе и в то же время, возможно, заходя на цель с другой стороны 
долины и с опозданием увидит нас сквозь дымку, затем на долю секунды «смерть 
костлявой рукой хватается за ручку управления», когда одна группа встречается с 
другой, летящей навстречу. Это еще большая опасность, чем зенитки, которых ни в 
коем случае нельзя сбрасывать со счетов. Часть их размещена на горных склонах. 
Справа и слева от дорог, проходящих через перевалы. Противник понял, что 
оставлять зенитки в составе конвоев на дороге относительно неэффективно, когда 
мы, например, атакуем цели внизу из-за группы скал. Истребителей пока немного. 
Неужели русские так долго тянут с перебазированием на румынские аэродромы? Я 
сомневаюсь, потому что у них нет проблем со снабжением и имеющиеся аэродромы в 
Бузау, Романе, Текучах, Бакау и Силистрии отлично расположены и вполне 
достаточны для битвы. Предположительно, иваны не очень любят летать в горах. 
Особенно они опасаются летать на низкой высоте в долинах из-за возможности 
неожиданно попасть в тупик, выход из которого блокирован резко вздымающимися 
горами. У меня было точно такое же чувство два года назад, когда мы летали над 
перевалами и долинами в горах Кавказа.
   В это время я получаю приказ принять командование полком и сдать мою третью 
эскадрилью. В качестве моего приемника имя обер-лейтенанта Лау, он с отличием 
служил в эскадрильи еще с Греции. После первой фазы русской компании он был 
направлен на штабную работу и сейчас снова вернулся на фронт. Что касается моих 
собственных полетов, это изменение меня никак не затрагивает. Я располагаю для 
полетов всеми типами самолетов, которые стоят на вооружении полка и могу летать 
с тем или иным подразделением в любое время.
   Однажды, в начале сентября, я вылетаю рано утром с моей третьей эскадрильей, 
вторая сопровождает нас в качестве эскорта, я сам, вместе со звеном 
противотанковых самолетов занимаюсь охотой на танки в районе Ойтоцкого перевала.
 Ситуация там не кажется особенно приятной. Я решаю, следовательно, сразу же 
после возвращения подняться в воздух на ФВ-190. Тем временем самолеты остальных 
летчиков проходят обслуживание перед следующим вылетом. Лейтенант Хофмейстер 
готов к вылету и будет сопровождать меня в качестве разведчика.
   Мы возвращаемся к Ойтоцу, проводим несколько атак с малых высот и 
разведываем состояние дел на всех карпатских перевалах и высотах, из чего мы 
получаем общую картину положения дел в нашем секторе. Я возвращаюсь, буквально 
без капли бензина и без единого патрона, на наше летное поле, когда я вижу 
сорок серебристых самолетов которые летят ко мне на той же самой высоте. Мы 
проносимся совсем близко друг от друга. Скрываться больше нельзя. Это 
американские мустанги. Я говорю Хофмейстеру: «Немедленно приземляйся»! Я 
выпускаю шасси, закрылки и иду вниз, прежде чем Мустанги успевают развернуться 
и атаковать. Скольжение к земле отнимает много нервов, потому что это тот 
момент, когда твой самолет абсолютно беззащитен и ничего нельзя сделать, только 
терпеливо ждать, пока он остановится. Я все еще качусь по земле, когда, 
оглянувшись, вижу как Мустанги начинают атаку и один из них идет прямо на мой 
самолет. Я торопливо откидываю фонарь – я все еще двигаюсь со скоростью 
километров 50 в час, вылезаю на крыло и бросаюсь на землю всего за несколько 
секунд до того, как начинают лаять пушки Мустанга. Мой самолет, который 
укатился сам по себе уже довольно далеко, загорается после первой же атаки. Я 
доволен, что сумел из него вовремя выбраться. У нас на аэродроме нет зениток,