этому верить.
   После посадки наши самолеты немедленно начинают готовить к вылетам. Я 
докладываю о прибытии в штабе полка. Они рады, что мы вернулись и будем воевать 
вместе с ними. Они полагают, что дел у нас будет очень много. Русские танки уже 
в Фоскарах, их цель – быстрый захват Бухареста и Плоешти. Далее к северу все 
еще ведут бои немецкие войска из Группы армий «Юг».
   Тем временем наши самолеты готовы к вылету и мы немедленно взлетаем, 
набираем высоту и идем над главной дорогой, идущей на север в Фоскари. В десяти 
километрах к югу от этого города мы видим гигантские облака пыли: да, это 
русские танки! Мы атакуем, они съезжают с дороги и бросаются врассыпную по 
полям. Но это их не спасает. Мы расстреливаем некоторых из них, затем 
возвращаемся, чтобы пополнить амуницию и продолжаем наш бой с той же самой 
колонной. Куда ни брось взгляд, везде массы людей и военной техники, в основном 
это монголы. Неужели их людские резервы столь неистощимы? Мы получаем свежее 
наглядное доказательство, что производительная способность СССР была сильно 
недооценена всеми и никто не знает подлинного положения вещей. Массы танков, 
вновь и вновь в невообразимых количествах являются наиболее убедительным 
доказательством этого. Много автомашин американского производства. Одна наша 
атака следует за другой, с восхода солнца до заката, как и все эти годы.
 
***
 
   Один из последних дней августа. Я вылетаю рано утром чтобы отправиться в 
район к северу от нас, где прорвались красные, и поднимаюсь на высоту 50 метров 
над аэродромом. Неожиданно наши зенитки открывают огонь, их обслуживают 
румынские расчеты, которые, как предполагается, должны защищать наш аэродром от 
атак русских и американских самолетов. Я смотрю туда, где взрываются снаряды и 
обшариваю небо в поисках вражеских бомбардировщиков. Неужели американцы этим 
утром поднялись так рано? Я, вместе с другими самолетами делаю разворот над 
взлетной полосой, чтобы под защитой ждать как развернутся дальше события. Но 
снаряды летят ниже и некоторые разрываются в неприятной близости от моего 
самолета. Я смотрю вниз на стреляющие батареи и вижу, что стволы зениток 
поворачиваются следуя нашим маневрам, один из снарядов разрывается совсем 
близко. Вражеских самолетов не видно. Сомнений больше нет, эти зенитки стреляют 
по нашим самолетам. Я не могу этого никак объяснить, но факт остается фактом. 
Мы летим на север против наступающих Советов, которые большими силами рвутся на 
юг из района Хуси-Барлад-Фоскари.
   Во время нашего возвращения на аэродром я готов к новым абсурдным выходкам 
румынских зенитчиков, наземный контроль уже сообщил мне на обратном пути, что 
орудия были нацелены именно на меня. С сегодняшнего дня румыны вступили с нами 
в войну. Мы немедленно опускаемся на малую высоту и садимся по одному. 
Отдельные румынские орудия вновь открывают по нам огонь, но как и раньше, не 
добиваются никакого успеха. Я немедленно направляюсь к телефону и соединяюсь с 
румынским генералом Йонеску. Он командует всей румынской авиацией а также 
зенитными батареями и я хорошо знаю его лично еще по Хуси, он имеет несколько 
немецких наград. Я говорю ему, что недружелюбное внимание этим утром было 
адресовано мне и моей эскадрилье, и спрашиваю его, так ли это? Он не отрицает 
этого и говорит, что его зенитчики видели, как немецкий истребитель сбил 
румынский связной самолет и что соответственно они сильно разгневаны и стреляют 
по всем немецким самолетам, которые оказываются в их поле зрения. Он еще ни 
разу не упомянул о состоянии войны, существующем между Германией и Россией. Я 
отвечаю на его жалобы, что не имею ни малейшего намерения слушать всю эту 
чепуху и что я собирался совершить новый боевой вылет против русских к северу 
от Рамникул Саррата. Тем не менее, сейчас я, с помощью моих «Штук» намерен 
вначале разбомбить и расстрелять из пулеметов все зенитные батареи вокруг 
нашего аэродрома чтобы устранить любые помехи нашим вылетам. Затем, с помощью 
другой эскадрильи мы атакуем его штаб, я совершенно точно знаю, где он 
находится.
   "Ради Бога, не делайте этого. Мы всегда были лучшими друзьями и я не могу 
нести ответственность за действия нашего правительства. Я делаю вам 
предложение: ни мы, ни вы не будем ничего предпринимать и не будем обращать на 
объявление войны никакого внимания, как будто его не существует. Я даю вам свои 
личные гарантии, что пока я остаюсь командующим, по вашим «Штукам» не будет 
сделано ни одного выстрела.
   Он клянется нашей с ним старой дружбой в частности и своими теплыми 
чувствами к нам, немцам, в целом. После того, как между нами объявлен этот 
сепаратный мир, у меня больше нет причин для жалоб. Любопытная ситуация: я 
здесь один с моим летным персоналом на этом аэродроме в стране, которая 
находится с нами в состоянии войны. Две румынские дивизии со всем их 
снаряжением, включая тяжелую артиллерию, окружили наш аэродром. Кто помешает им 
немедленно нас ликвидировать? В ночные часы мы чувствуем себя не очень уютно, 
днем мы опять сильны. Даже две дивизии не очень готовы проявлять агрессивность 
по отношению к моим «Штукам», когда они так сильно сосредоточены и находятся на 
открытой местности.
   Наш запас бомб и горючего на аэродроме подходит к концу и к нам не поступает 
новых припасов, поскольку Румынию больше не удержать. Единственный для нас шанс 
– переместиться на другую сторону Карпат и попытаться образовать здесь новый 
фронт из остатков тех наших армий, которые смогли пробиться из Румынии, и любых 
других частей, которые можно наскрести из резервов. Совершенно ясно, что наша 
тяжелая артиллерия никогда не сможет преодолеть Карпаты и ее придется бросить в