медицинские бумаги были высланы курьером».
   В соответствии с обещанием, которое мне дали десять дней назад, я принимаю 
командование своей старой эскадрильей.
   Мы редко летаем на боевые вылеты. Только однажды мы совершаем налет на одну 
волжскую пристань поблизости от Астрахани. Наша главная задача – атаки целей в 
пределах самого Сталинграда. Советы превратили город в крепость. Командир моей 
эскадрильи сообщает мне последние новости. Наземный персонал остался тем же. 
Все здесь, начиная от оружейника Гетца и до старшего механика Писсарека. Летный 
состав – совсем иное дело, прежде всего из-за потерь, но все новые экипажи, 
которые я тренировал, были направлены в резервную эскадрилью. Жилые и служебные 
помещения находятся под землей. В очень короткое время я снова обрел чувство 
дома. На следующий день мы совершаем вылет над Сталинградом, приблизительно две 
трети которого находятся в немецких руках. Это правда, что русские занимают 
только одну треть, но они удерживают эту часть города с поистине религиозным 
фанатизмом. Сталинград носит имя Сталина, а Сталин – бог для всех этих молодых 
киргизов, узбеков, татар, туркменов и других монголов. Они держатся смертельной 
хваткой за каждую кучу камней, они прячутся за каждым останком стены. Для 
своего Сталина они играют роль огнедышащих чудовищ-стражников, и когда эти 
чудовища спотыкаются, меткие выстрелы из револьверов политкомиссаров 
пригвождают их к земле, которую они защищают. Эти азиатские ученики тотального 
коммунизма и политические комиссары, стоящие за их спинами, предназначены 
судьбой для того, чтобы принудить Германию, а с ней и целый мир, оставить 
уютную веру в то, что коммунизм есть просто политическое кредо, наравне со 
многими другими. Вместо этого они должны показать нам первым, а потом и всем 
другим нациям, что они являются последователями нового вероучения. И Сталинград 
должен стать Бетлехемом нашего столетия. Но это Бетлехем войны и ненависти, 
уничтожения и разрушения.
   Эта мысль занимает наш ум по мере того, как мы совершаем вылет за вылетом 
против красной крепости. Часть города, удерживаемая Советами, находятся прямо 
на западном берегу Волги и каждую ночь русские волокут через нее все 
необходимое своим красным гвардейцам.
   Ожесточенные бои вспыхивают за городские кварталы, за каждый погреб, за 
кусок фабричной стены. Мы должны сбрасывать наши бомбы чрезвычайно аккуратно, 
потому что наши собственные солдаты находятся всего в нескольких метрах, в 
другом погребе или за обломками соседней стены. На наших фотокартах города 
различим каждый дом. Цель каждого пилота точно помечена красной стрелкой. Мы 
летим с картой в руках, нам запрещено сбрасывать бомбы, прежде чем мы наверняка 
опознаем цель и определим точное положение своих войск.
   Пролетая над западной частью города, вдали от линии фронта, удивляешься 
царящей здесь тишине и почти обычному движению по дорогам. Все, в том числе и 
гражданские, занимаются своими делами, как будто город находится далеко за 
линией фронта. Все западная часть города сейчас находится в немецких руках, 
только в меньшей восточной части, на самом берегу Волги еще остались очаги 
русского сопротивления и здесь идут яростные атаки. Часто русские зенитные 
орудия замолкают к обеду, возможно потому, что они уже израсходовали все 
боеприпасы, которые им подвезли из-за реки прошлой ночью. На другом берегу 
Волги советские истребители взлетают с нескольких аэродромов и пытаются 
ослабить наши атаки на русскую часть Сталинграда. Они редко преследуют нас над 
нашими позициями и обычно поворачивают обратно, как только под ними уже нет их 
собственных войск. Наш аэродром находится рядом с городом и когда мы летим в 
строю, то должны сделать один или два круга чтобы набрать определенную высоту. 
Этого достаточно для советской воздушной разведки чтобы предупредить зенитчиков.
 Судя по тому, как идет дело, мне не нравится мысль о том, чтобы отлучится даже 
на один час, слишком многое стоит на кону, мы чувствуем это инстинктивно. На 
этот раз я нахожусь на грани физического срыва, но если они решат, что я болен, 
это будет означать потерю моего подразделения и этот страх придает мне новые 
силы. После двух недель, во время которых я чувствую себя скорее в Гадесе, 
подземном царстве теней, чем на земле, я постепенно восстанавливаю силы. Между 
делом мы наведываемся в сектор севернее города, где линия фронта пересекает Дон.
 Несколько раз мы атакуем цели рядом с Бекетовым. Здесь зенитки ведут особенно 
сильный огонь, выполнить задание очень трудно. Согласно показаниям захваченных 
в плен русских, эти зенитные орудия обслуживаются исключительно женщинами. 
Когда мы собираемся на дневные вылеты в этот сектор, наши экипажи всегда 
говорят: «У нас сегодня свидание с этими девушками-зенитчицами». Это ни в коем 
случае не звучит пренебрежительно, по крайней мере, для тех, кто уже летал в 
этот сектор и знает, как точно они стреляют.
   Мы регулярно бомбим мосты через Дон к северу от города. Самый большой из них 
находится рядом со станицей Клетская и этот плацдарм на западном берегу Дона 
особенно бдительно защищают зенитки. Пленные рассказывают нам, что здесь 
находится штаб. Плацдарм постоянно расширяется и каждый день Советы 
перебрасывают сюда все больше людей и снаряжения. Наши атаки на мосты замедляют 
прибытие этих подкреплений, но они способны быстро восстанавливать их с помощью 
понтонов, так то вскоре переправа через реку возобновляется.
   Здесь, на Дону, линия фронта удерживается в основном румынскими частями. 
Немецкая 6-я армия сражается в самом Сталинграде.
   Однажды утром, после получения срочного сообщения наш полк взлетает и 
направляется в сторону плацдарма у Клетской. Погода скверная: низкие облака, 
идет снег. Температура воздуха около 20 градусов ниже нуля, мы летим на малой 
высоте. Но что это за части идут нам навстречу? Мы еще и полпути не пролетели. 
Массы людей в коричневой форме – это русские? Нет, румыны! Некоторые из них