за Моздоком. Затем, довольно неожиданно, приходит приказ о возвращении в 
Белореченскую, в зону Туапсе, где продолжается напряженная борьба за все те же 
ключевые позиции. Бои там идут до ноября. Я совершаю свой 650-й вылет и в 
течение нескольких следующих недель чувствую себя нездоровым. Желтуха! Я 
догадывался об этом какое-то время, но надеялся, что она пройдет сама собой и 
можно будет летать дальше. Белки моих глаз пожелтели, кожа такого же цвета. Я 
отрицаю, что со мной что-то неладно и успокаиваю генерала Пфлюгбейля, который 
довольно долго пытался уложить меня на больничную койку. Некоторые зловредные 
личности утверждают, что я съел слишком много взбитых сливок. Возможно, в этом 
есть доля правды. Генерал привез с собой ящик шампанского, чтобы отметить мой 
600-й вылет и был весьма удивлен, когда я объяснил, что моя слабость лежит в 
другой плоскости. Через несколько дней прибыл огромный торт с двумя ведрами 
взбитых сливок, достать их была не такая уж большая проблема, особенно если 
принять во внимание большое количество молочных коров в этих местах. В течение 
двух дней мы не едим практически ничего кроме этих вкусностей, на третий вряд 
ли можно найти хотя бы один экипаж, пригодный к вылету. Поскольку я пожелтел 
как айва, прибывает «Мессершмитт-108» с приказом генерала забрать меня, если 
нужно, то и силой, в госпиталь в Ростове. Мне удается уговорить их приземлиться 
на базе моего полка в Карпово, рядом со Сталинградом. Мы летим туда курсом на 
север через Элисту. Я двигаю небеса и землю, чтобы остаться с полком и отсюда 
передать командование своей частью кому-нибудь еще. Это не срабатывает, но 
командир полка обещает мне первую эскадрилью, в составе которой я начал 
компанию в России.
   «Но, прежде всего – в госпиталь!»
   И в середине ноября я оказываюсь в госпитале в Ростове.
7. Сталинград
   Это пребывание в госпитале действует мне на нервы. Я нахожусь здесь уже 
целую неделю и не вижу почти никаких перемен в моем состоянии, если не считать 
того, что я не возвращаю силы строгой диетой и пребыванием в постели. Никто из 
коллег меня не навещает, поездка ко мне в госпиталь заняла бы у них слишком 
много времени.
   Хотя мы находимся рядом с морем, уже становится холодно, я могу сказать это 
по ветру, который дует в палату через окна, закрытые чаще всего не стеклами, а 
крышками из-под коробок.
   Мой лечащий врач – отличный парень, но он уже потерял со мной всякое 
терпение и становится строгим в тот день, когда входит в мою палату и говорит 
бесцеремонно: «Послезавтра в Германию идет санитарный поезд, я организую там 
для вас место».
   «Я не поеду».
   «Но вы просто должны вернуться домой на лечение. О чем вы только думаете?» 
Он возмущен.
   «Но вы не можете отправить меня с фронта по причине такой просто 
смехотворной болезни. Это очень хороший госпиталь, но я уже достаточно 
провалялся в постели».
   Для того, чтобы не оставлять у него никаких сомнений в том, что я имею в 
виду именно то, что сказал, я говорю ему: «Я должен возвращаться в мою 
эскадрилью прямо сейчас».
   Сейчас доктор по-настоящему рассержен. Он открывает рот, снова его 
захлопывает и, наконец, начинает яростно протестовать: « Я не беру на себя 
никакой ответственности – вы поняли меня, никакой ответственности».
   Он молчит секунду, потом добавляет энергично: « Более того, я должен указать 
это в ваших бумагах».
   Я упаковываю свои вещи, забираю документы из канцелярии и отправляюсь на 
аэродром. Здесь работает механик, который часто ремонтировал самолеты моего 
полка. Мне нужно только немного везения. Именно в этот момент отремонтированный 
самолет выкатывают из ремонтной мастерской. Случается так, что его должны 
доставить в Карпово. в пятнадцати километрах от Сталинграда. Я не могу сказать, 
что чувствую себя выздоровевшим, ноги у меня заплетаются, как будто бы я во сне.
 Тем не менее, я отношу это не столько за счет болезни, сколько за счет свежего 
воздуха.
   Два часа спустя я стою на аэродроме в Карпово после полета над 
Тацинской-Суровикино-Калач. Поле забито самолетами, в основном «Штуками» нашего 
полка и соседней эскадрильи. Само по себе место не позволяет маскировать машины,
 оно находится в открытой степи. Поле имеет небольшой наклон.
   После посадки я начинаю искать указатель, который может подсказать, где 
находятся наши самолеты. Вскоре я обнаруживаю штаб полка. Это сооружение, 
находящееся в центре аэродрома, представляет собой крытую яму, называемую в 
военных донесениях бункером. Мне приходится немного подождать, прежде чем я 
могу доложить командиру о своем прибытии. Он только что поднялся в воздух 
вместе с моим другом Клаусом на короткий боевой вылет. Когда он возвращается, я 
докладываю о моем возвращении, он никак не ожидал увидеть меня так скоро: «Ну, 
у тебя и вид! Глаза и все вокруг желтого цвета, как у айвы».
   Мне нужно придумать какое-то оправдание и я без всякого стыда отвечаю: «Я 
здесь только потому, что меня отпустили как выздоровевшего». Это срабатывает. 
Командир смотрит на начальника штаба и говорит, качая головой: «Если он годен к 
полетам, то я больше знаю о желтухе, чем все доктора вместе взятые. Между 
прочим, где твои медицинские бумаги?»
   Деликатный вопрос. На аэродроме в Ростове мне позарез нужно было немного 
бумаги, и я нашел своему сертификату более выгодное и подходящее применение. Я 
должен думать быстро и отвечаю тем же самым тоном: «Мне кажется, что