ших пропорциях: электрическое общество «Эдисон» за 1921 — 1929 гг.— со 180 млн. 
до 1350 млн. лир, т. е. более чем в 7 раз; электрическое общество «Адриатика ди 
элеттричита» — со 100 млн. до 400 млн. лир, т. е. в 4 раза; химическое общество 
«Италчементи» за 1919—1929 гг.,—с 16 500 тыс. до 108 млн. лир, т. е. более чем 
в 6 раз; текстильное общество ФИСАК за 1921—1928 гг.— с 10 млн. до 70 млн. лир, 
т. е. в 7 раз.
По мере того как хозяйственный аппарат организовывался на все более 
централизованной основе, государственный аппарат испытывал растущее влияние 
крупных монополий. Ряд мероприятий хозяйственного порядка, цены и т. п. все 
чаще непосредственно диктовались крупными финансовыми и промышленными 
монополиями, а государство лишь принимало их к сведению и регистрировало. 
Весьма показательно в этой связи усиление процесса сращивания государственного 
и капиталистического хозяйственного аппарата: 175 из 400 депутатов, избранных в 
1929 г., занимали оплачиваемые посты в административных советах крупных 
акционерных обществ. Значение этого станет еще понятнее, если учесть, что один 
депутат сотрудничал в 43 акционерных обществах, один — в 33, один — в 28, двое 
— в 26, один — в 23, один — в 20, один — в 19, трое — в 18 88. В подобных 
условиях, естественно, невозможно говорить, вопреки утверждениям фашистов, о 
«независимости» государства от капиталистических монополий и о государственной 
деятельности, направленной на достижение «общих интересов».
С другой стороны, говоря о связях фашизма с монополистическим капиталом, не 
следует впадать в упрощение. В фашистском государстве господствовала 
политическая партия, массовую базу которой составляла мелкая и средняя 
буржуазия. Расхождения, которые иной раз возникали между фашистским 
государством и крупными монополиями, имели далеко не всегда чисто показной и 
«театральный» характер, как об этом писалось в памфлетной литературе 20-х годов.
 В этих расхождениях находило свое выражение и реальное столкновение интересов 
мелкой и крупной буржуазии. В конечном счете речь идет об относительной 
самостоятельности фашистской власти — факт, который был зафиксирован в 
марксистской мысли уже в 20-х годах довольно определенно. Антонио Грамши писал 
в 1924 г. о тенденции фашистской власти быть не просто «инструментом» в руках 
буржуазии, а действовать «согласно своей внутренней логике» 89. В плане 
отношений между фашистским государством и монополиями особого внимания 
заслуживают проблемы фашистской внешней политики. Будучи империалистическим и 
агрессивным по самой своей природе, фашистское государство продолжало во
___________________
88 Ibid., р. 14.
89 Gramsci A. Scritti politici. Roma, 1967, p. 589—590.
89
 

внешней политике традиции итальянского империализма. В этом отношении 
фашистское государство призвано было «не нарушать закон, а исполнять его». 
Можно говорить лишь об ином акценте, ином, более показном и бравурном внешнем 
облике, когда, как писал Алатри, соображения престижа превалировали над 
реальными политическими и экономическими потребностями страны 90. В этом 
отношении итальянский фашизм унаследовал довольно много от довоенного 
национализма, вобрав в себя весь его пафос, обильно пропитанный и подслащенный 
древнеримскими «заветами».
Однако итальянский фашизм в 20-х годах действовал еще крайне осторожно, не 
преступая тех границ, за которыми открылась бы перспектива большой войны или во 
всяком случае серьезных международных осложнений. В исследованиях, посвященных 
внешней политике Италии в то время 91, отмечается, в частности, обострение ее 
противоречий с Францией. Эти противоречия восходили еще к дофашистскому периоду,
 когда между двумя «латинскими сестрами» развернулось соперничество за влияние 
на Балканах, господство на Средиземном море, за преобладание в Тунисе и других 
африканских колониях. На Балканах итальянской политике окружения Югославии 
французы противопоставили политику, сформулированную в лозунге «Балканы — для 
балканских народов». За этим лозунгом скрывалась борьба Франции против 
проникновения Италии в Албанию и за усиление Югославии как противовеса Италии и 
проводника французского влияния в странах Балканского полуострова. Борьба между 
Италией и Францией на Балканах, как и борьба по вопросу о притязаниях Италии на 
обеспечение своих «интересов» во французском Тунисе и расширение границ своей 
колонии Ливии, пока что не вышла из сферы дипломатических переговоров и 
закулисных сделок, но была чревата взрывом. Способствовало обострению 
итало-французских противоречий и то, что значительная часть итальянской 
антифашистской эмиграции обосновалась во Франции: французская дипломатия 
пыталась использовать это обстоятельство как козырь в своей политической игре, 
чем особенно досаждала правительству Муссолини.
В значительной мере на почве антифранцузской устремленности итальянской внешней 
политики в 1924—1926 гг. происходит сближение между Италией и Англией. То же 
самое можно сказать об укреплении связей между Италией, с одной стороны, 
Болгарией и Грецией — с другой. Обе эти балканские страны имели серьезные 
противоречия с Югославией, что и пыталась использовать итальянская дипломатия в 
борьбе против французского влияния на Балканах. Итальянской дипломатии удалось 
добиться значительного усиления политического и экономиче-
___________________
80 Алатри П. Указ. соч., с. 52.