Эта ненависть, а также стремление к реваншу и новой германской экспансии на 
Восток роднили Гитлера со многими видными представителями «старых» германских 
элит. Но, в отличие от них, у нацистского фюрера была идеология геноцида, 
выросшая из всей совокупности реакционных, варварских идей, которые уже долгие 
годы, если не десятилетия имели хождение в империалистических кругах Германии и 
других стран. Без понимания этой идеологии невозможно объяснить бесчеловечность 
и варварство войны на уничтожение, которую вел германский фашизм на Востоке.
Уже в книге «Майн кампф», написанной в 1924-1925 гг., был ясно изложен основной 
принцип будущей «восточной политики» Гитлера — соединение «национальной» идеи, 
расовой теории и антисемитизма с тезисом о «жизненном пространстве». «Борьба 
против мирового еврейского большевизма», вытеснение и уничтожение 
«неполноценных» рас и народов[2] в представлении Гитлера всегда были связаны с 
приобретением «жизненного пространства»[3]. О том, какой «идейной чепухой»[4] 
оборачивалось такое соединение, свидетельствует его высказывание в ноябре 1939 
г.: «Сегодня мы можем говорить о расовой борьбе. Сегодня мы боремся за нефтяные 
месторождения, за резину, земельные богатства и т.д.». Рассуждениями о 
«жизненном пространстве» перефразировались и маскировались социальные и 
экономические империалистические цели. На раннем этапе, в частности в «Майн 
кампф», тезис о приобретении «жизненного пространства» формулировался еще 
расплывчато и примитивно, как простой захват земель. Позднее, под влиянием 
экономического кризиса, политики вооружения, «четырехлетнего плана» и т.д. он 
все отчетливее стал приобретать империалистическое экономическое и 
военно-стратегическое содержание. Это отнюдь не противоречило идеологическим и 
расовым аспектам гитлеровской политики. Поэтому нам представляются 
беспредметными споры о том, какой по характеру была война Германии против СССР 
— «расовой», «классовой» или «империалистической».
Постановка «расовых» целей в войне на Востоке (истребление населения на 
завоеванных территориях и заселение этих территорий немцами) давала возможность 
решить три задачи: во-первых, политически и идеологически обосновать саму 
необходимость этой войны, оправдать военные преступления и субъективно 
мотивировать германских офицеров и солдат; во-вторых, дать захватнической войне 
социально-империалистическое обоснование; в-третьих, обосновать политику 
«гарантирования»[5] завоеванного.
Придание войне на Востоке характера расовой войны на уничтожение являлось, вне 
всяких сомнений, делом рук Гитлера и узкого круга его приближенных. В этом 
кругу у Гитлера были как влиятельные и весьма изобретательные эксперты, так и 
услужливые исполнители. Одни генерировали идеи, другие осуществляли на практике 
начинания, которые он когда-то наметил в своей программе. Гитлеру оставалось 
лишь контролировать и направлять их работу. С помощью такого разделения труда 
ему удавалось преумножать рвение своих сторонников в идеологических и 
программных вопросах. Однако кучки единомышленников, даже во главе государства, 
было явно недостаточно для осуществления на практике такого серьезного 
предприятия, каким является война. Для этого требовалось «нацифицировать» 
германские элиты, привлечь на сторону режима те силы в сфере политики, 
экономики и в военных кругах, которые располагали реальными возможностями и 
способностью подготовить и, в конечном счете, вести войну.
Г. Гиммлер, начальник СС и германской полиции, «имперский комиссар по вопросам 
укрепления немецкой народности», и его заместитель Р. Гейдрих (до смерти в 1942 
г.) являлись в годы войны непосредственными организаторами политики террора, 
принудительного переселения и геноцида на территории всей Восточной Европы в 
соответствии с «Генеральным планом Восток». Характерно, что в политике Гиммлера,
 особенно в «Генеральном плане Восток», откровенно расистская мотивация 
соединялась с чисто политической, а именно с заинтересованностью в 
«гарантировании» завоеванного огромного пространства на Востоке и его богатств. 
«Гарантирование», являющееся в целом ключевым понятием империалистической 
экспансионистской и оккупационной политики, направлено на подавление 
сопротивления покоренных народов. На «восточном пространстве» Гиммлер и СС 
превратили «гарантирование» в иррациональную расистскую стратегию планомерного 
уничтожения населения оккупированных стран.
И. Геббельс, занимавший пост имперского министра народного просвещения и 
пропаганды, руководил гигантским пропагандистским аппаратом гитлеровского 
режима. Еще до войны, особенно с нюрнбергского съезда НСДАП 1935 г., нацистскую 
пропаганду отличали оголтелый антисемитизм и антикоммунизм (антибольшевизм). 
Такая пропаганда, тем не менее, получала положительный отклик в среде 
германских элит и все больше воздействовала на широкие слои населения. В силу 
своей антикоммунистической направленности она вызывала положительный резонанс 
также в определенных кругах за границей. С началом войны против СССР ее 
содержание стало еще более чудовищным. Распространяя ложь о Советском Союзе, 
представляя его население «недочеловеками», она отвлекала внимание от 
территориальных и экономических экспансионистских целей Германии, 
препятствовала осознанию широкими кругами общественности того факта, что в 
войне на Востоке речь идет, как выразился в 1942 г. сам Геббельс, о
«зерне и хлебе», «о том, чтобы стол был полон на завтрак, обед и ужин, ... о 
сырье, резине, железе, рудах».
Как утверждает историк из ФРГ В. Ветте, Геббельс откровенно и цинично заявлял, 
что его антибольшевистская пропаганда преследует цель «заставить немецкого 
солдата убивать без колебаний, рассеять его сомнения относительно законности 
этой войны и развить у него чувство собственного превосходства». Одновременно, 
как о том свидетельствует распоряжение Геббельса от 20 февраля 1943 г., перед 
органами пропаганды ставилась задача доказывать, что Германия не преследует