также более поздние заявления промышленников и банкиров. Все они проявляли 
огромный интерес к овладению экономическими ресурсами России, особенно Украины 
и Кавказа (марганцевая руда, железо, нефть). Именно в «меморандуме профессоров»,
 подготовленном по инициативе Пангерманского союза 1347 интеллектуалами при 
активном участии Э. Кирдорфа, А. Гугенберга, К. Дуйсберга, Г. Штреземана, в 
сжатом виде были изложены все те «национальные аргументы» («германский дух», 
«поток варварства с востока» и т.п.), которые позже были характерны для 
нацистских писаний, особенно для гиммлеровского «Генерального плана Восток».
Однако в 1914-1918 гг. германская армия, как справедливо отмечает историк из 
США Г.Л. Вайнберг, не походила на ту, которая при Гитлере в 1941 г. двинулась 
на Восток.
«Вряд ли можно оспаривать, — пишет Вайнберг, — что уже в годы первой мировой 
войны в Германии имелись разного рода радикальные идеи относительно 
“переустройства земель” на Востоке, но это были, во-первых, пока что только 
идеи, а во-вторых, население, которого они касались, влияния этих идей на себе 
еще практически не ощущало. Во второй мировой войне все было иначе».
Грабительский Брестский мирный договор, заключенный в марте 1918 г., по 
которому Россия лишилась Финляндии, Прибалтики, Польши, Украины и Кавказа, стал 
важным этапом в развитии германской экспансии в Восточной Европе. Эти 
территории оказались открытыми для контроля и проникновения со стороны Германии.
 Хотя воспользоваться плодами победы Германская империя не успела, однако 
поражение России и Брестский мир не были забыты в послевоенной Германии. Они 
остались в памяти представителей немецких политических, экономических и научных 
элит как доказательство слабости русского «колосса». Это воспоминание 
сплеталось с ненавистью, которую германские реакционные и консервативные силы 
питали к советской власти.
Сразу же после поражения в первой мировой войне в Германии стали 
предприниматься попытки приспособиться к новым внешне- и внутриполитическим 
условиям. Уже на рубеже 1918-1919 гг., то есть еще до подписания Версальского 
мирного договора, Р. Надольный, в то время руководитель русского отдела 
внешнеполитического ведомства, а позднее, в 1933-1934 гг., германский посол в 
Москве, говоря об «угрозе большевизма», ясно обрисовал ту альтернативу, перед 
которой оказалась Германия: или «объединиться с Антантой для совместного 
выступления против большевизма», или «договориться с большевиками и таким 
способом оказать давление на Антанту для достижения дешевого мира». Наличие 
такой альтернативы долго определяло взгляд влиятельных кругов Германии на 
Россию и их «российскую политику».
Отметим, что представители германских элит после 1918 г. по-разному оценивали 
перспективы развития политических и экономических отношений между Германией и 
Советской Россией, затем СССР. Многие полагали, что советская власть в 
ближайшее время непременно рухнет. Считалось, что военная мощь России после 
революции и гражданской войны полностью подорвана. Тем не менее, о новой 
попытке с помощью военно-силовых методов достичь тех целей, которые Германия 
ставила перед собой в годы мировой войны, и устранить революционный режим в 
России пока еще говорить было преждевременно.
Можно выделить, хотя и с определенными оговорками, две фракции в среде 
германских элит, по-разному подходившие к развитию отношений между двумя 
государствами. Первая, прагматически мыслящая, фракция, к которой можно отнести 
часть политиков, военного руководства и крупных промышленников, рассчитывала 
путем переговоров с Советской Россией и достижения с нею соглашений добиться 
удовлетворения собственных текущих интересов и первоочередных государственных 
интересов Германии. Рапалльская политика, тайное сотрудничество рейхсвера с 
Красной Армией и завязывавшиеся германо-советские экономические связи — все это 
отвечало представлениям этой группы военных, промышленников и политиков 
Германии.
Другую фракцию отличали радикальный ревизионизм и воинственный антисоветизм. Ее 
представители группировались вокруг ряда военных (Э. Людендорф, М. Хоффман), 
публицистов (П. Рорбах и А. Рехберг), промышленников (Я. Шахт, Ф. Тиссен, А. 
Фёглер, К. Дуисберг, Г. Зольмссен, А. Гугенберг), а также все активнее — вокруг 
НСДАП, ее идеологов и приверженцев из среды промышленников и военных. Влияние 
этой партии и ее «фюрера» Гитлера неуклонно возрастало. В рядах НСДАП 
сторонники скорейшего восстановления военной мощи Германии сомкнулись с теми, 
кто делал ставку на совместный «крестовый поход» на Восток и колониальную 
завоевательную войну великих держав против СССР.
Эти две фракции не были полностью изолированы друг от друга. Между ними 
существовали многочисленные связи, а общими для них были антибольшевизм, 
антикоммунизм и надежды на пересмотр результатов войны. К тому же позиции их 
представителей не всегда отличались постоянством и последовательностью. Наличие 
противоречий можно констатировать в заявлениях и действиях, например, 
Штреземана. Шахта, Дуисберга, генералов рейхсвера, таких, как В. фон Фрич. Над 
изучением причин этой противоречивости исследователям еще предстоит потрудиться.

Цели Гитлера и нацистского руководства в войне против СССР
Цели Гитлера на Востоке Европы отражены во множестве документов. Анализ этих 
документов позволяет заключить, что образ России сформировался у Гитлера под 
влиянием пропаганды времен первой мировой войны, известных ему программных 
документов тех лет о военных целях Германии и «практических знаний» о России, 
почерпнутых им при общении с германскими военными и политиками. После революций 
в России и Германии к этому добавилась лютая ненависть к большевизму и 
революционному рабочему движению.