находящейся под властью Германии, — будет находиться в их распоряжении в 
качестве рабочей силы. Первые высказывания представителей германской 
хозяйственной элиты о том, что регулирование трудовых отношений в Европе должно 
быть передано находящемуся под германским контролем «центральному учреждению» и 
«ведущим германским промышленным группам и их союзникам», прозвучали еще до 
войны.
В 1939-1940 гг., планируя восстановить германскую колониальную империю, ведущие 
представители германского министерства иностранных дел, «Дойче банк», фирм, 
ведших в прошлом колониальную торговлю, и пароходных компаний, занимавшихся 
морскими перевозками, рассчитывали возродить в германских колониях порядки, 
которые позволили бы немецким «господам» властвовать над «рабами-туземцами».
Превращение десятков миллионов людей, прежде всего славян, в илотов «расы 
господ» являлось одной из главных целей, преследовавшихся Германией в войне на 
Востоке. «Генеральный план Восток», в котором эта цель была изложена с 
предельной ясностью, полностью отвечал коренным интересам германского крупного 
капитала. Он предусматривал деиндустриализацию «восточного пространства» (там 
планировалось сохранить лишь предприятия сырьевой промышленности и 
промышленности основных материалов), обеспечение германских фирм предельно 
дешевой рабочей силой, предоставление им огромного рынка для сбыта продукции, а 
также отчасти для экспорта капитала.
До недавнего времени открытым оставался вопрос, рассматривала ли германская 
хозяйственная элита в качестве одной из целей войны использование массового 
принудительного труда иностранцев на предприятиях в Германии. На послевоенных 
судебных процессах над германскими промышленниками использование такого труда 
не квалифицировалось как преступление. Более того, американские судьи на 
заседаниях по делу Флика и «ИГ Фарбен» говорили даже о некоем «чрезвычайном 
положении», в котором якобы оказались германские предприниматели. Перед лицом 
дефицита рабочей силы в условиях «режима ужаса, существовавшего в рейхе» у них, 
дескать, не оставалось выбора; они были вынуждены использовать труд 
насильственно доставленных в Германию иностранцев, поскольку в случае остановки 
производства они могли подвергнуться наказанию и преследованию.
До 1941 г. между представителями хозяйственных кругов из имперской группы 
«Промышленность» и нацистскими политиками и идеологами действовала 
договоренность о том, что нельзя допустить складывания у немецких промышленных 
рабочих «неправильной “господской” точки зрения», поскольку в этом случае 
немецкие рабочие могут предъявить требование переложить простые, тяжелые виды 
работ на «вспомогательные народы». Однако самое позднее весной 1942 г., после 
того как в Германию хлынул многомиллионный поток военнопленных и гражданских 
лиц, депортированных из СССР, германские правящие круги, очевидно, полностью 
пересмотрели свою позицию. Массовый подневольный труд на всех предприятиях 
германской промышленности стал само собой разумеющимся, обыденным явлением.
Ситуация с использованием принудительного труда на германских предприятиях в 
годы второй мировой войны в корне отличалась от того, что имело место в годы 
первой мировой войны. Попытки использовать принудительный труд бельгийских и 
польских рабочих на германских предприятиях натолкнулись в годы первой мировой 
войны на очень серьезное сопротивление как внутри страны, так и за границей. 
Выдвигались даже требования квалифицировать их как военные преступления. Во 
время второй мировой войны германский крупный капитал, уверенный в том, что его 
господство в Европе гарантировано, полагал, что он в праве безнаказанно и 
бесплатно использовать в германской военной экономике ресурсы рабочей силы 
европейских стран. Представители германской хозяйственной элиты, стоявшие на 
позициях расистской идеологии, считали возможной и необходимой безжалостную 
эксплуатацию «неполноценных народов» Востока. С помощью политики террора им 
удавалось душить проявления недовольства в среде подневольных рабочих и 
подавлять любые их попытки оказать сопротивление. При этом германский крупный 
капитал и нацистская верхушка все больше склонялись к мнению, что подневольный 
труд иностранцев необходим и выгоден для германской экономики не только во 
время войны. Столь же необходимым и выгодным он будет и после нее. Считалось, 
что труд иностранных рабочих будет способствовать обеспечению немецкого 
благополучия, экономическому развитию Германии и реализации ее претензий на 
роль ведущей державы мира.
Гауляйтер Ф. Заукель сделал в конце 1943 г. на «первом военном съезде 
тюрингской промышленности вооружений» следующее заявление программного 
характера: в долгосрочном плане речь идет о том, чтобы создать
«трудовой потенциал, состоящий из немецкого руководства и иностранных рабочих, 
который даст нам на ближайшие сто лет абсолютный перевес над всеми народами 
мира не только в военном, но и в хозяйственном отношении».
Главный управляющий автомобильного завода «Фольксваген» А. Пихь отмечал летом 
1943 г., что завод должен и после войны использовать дешевую рабочую силу с 
Востока, чтобы «в соответствии с волей фюрера» производить автомобили, которые 
не будут стоить дороже 990 рейхсмарок.
Одновременно с ним некий Фрейер, директор «Физелер Флюгцойгверке», в докладе 
перед представителями военной промышленности расписывал преимущества 
использования принудительного труда иностранцев в настоящий момент и в будущем. 
Он был в восторге от возможности совершенно «по-солдатски» организовывать 
подневольных рабочих и отдавать им распоряжения исключительно «в немецкой 
приказной форме», зная при этом, «что возражений не последует и не требуется 
никаких переговоров». Сверхурочный труд, работа в выходные дни и вообще в 
нерабочее время, «освобождение немцев от необходимости трудиться на вредном 
производстве» — все это, считал он, теперь не проблема. Это — само собой