реальный контроль за всей работой полиции, а Кальтенбруннер мог наконец 
попытаться применить свои теории в европейском масштабе. Он, например, считал, 
что недостатки в работе германской разведывательной службы в значительной мере 
объясняются ее разделением на две группы. Это безумие, говорил он, "отделить 
политическую разведку от военной". Этого нет ни в одной стране мира, за 
исключением Франции и Германии, которые в порыве какой-то странной мимикрии 
совершили одну и ту же ошибку. Объединительная идея пробила себе дорогу и легла 
в основу решительной перестройки РСХА и окончательной победы партии над армией. 
Ограничение функций Кальтенбруннера было чисто формальным и предназначалось для 
того, чтобы оставить за Гиммлером право присматривать за внутренней 
деятельностью служб. Это не мешало Кальтенбруннеру осуществлять 
административное управление, подписывать общие приказы, придавая тем самым 
законную силу приказам об интернировании и казнях, а также общим директивам. 

Человек, который прибыл в Берлин в конце января 1943 года и взвалил на себя 
тяжелое наследство Гейдриха, был настоящим колоссом. При росте в один метр 
девяносто сантиметров у него были широкие плечи и мощные руки со сравнительно 
тонкими кистями, способными, однако, раздавить камень. Массивный корпус его 
венчался крупной головой с твердым, тяжелым лицом, словно высеченным из плохо 
отесанного обрубка дерева. 

Высокий и плоский лоб отнюдь не свидетельствовал о выдающемся интеллекте. 
Маленькие темно-карие глаза жестко поблескивали в глубоких орбитах, наполовину 
прикрытые тяжелыми веками; широкий, прямой, словно вырезанный одним ударом рот 
с тонкими губами и огромный, квадратный, массивный, грубо вытесанный подбородок 
еще более подчеркивали тяжеловесный и угрюмый характер этого человека. Таким 
был тогда Кальтенбруннер. Отталкивающее выражение его лица усиливалось 
глубокими шрамами, следами модных в дни его молодости дуэлей между студентами, 
считавшими шрамы признаком мужественности. Лицо его казалось недоступным для 
эмоций. Из мощной груди исходил глухой голос с сильным австрийским акцентом. 
Вскоре голос как бы потускнел из-за злоупотреблений алкоголем, ведь 
Кальтенбруннер, как и многие другие нацистские бонзы, был неисправимым 
алкоголиком, чем очень быстро снискал себе неприязнь Гиммлера. Он курил почти 
беспрерывно, "сжигая" по 80-100 сигарет в день. Его пальцы и ногти были 
коричневыми от никотина. 

С 10 час. утра Кальтенбруннер начинал глотать шампанское и спиртные напитки, 
всем другим предпочитая коньяк, который ему присылали из Франции. Он впивался в 
собеседника потерянным, остановившимся взглядом, взглядом пьяницы, который 
смотрит, но мало что видит за пеленою смутных внутренних видений, пережевывая 
своими желтыми искрошившимися зубами невнятные фразы, иногда совершенно 
неразборчивые из-за плохой дикции. Несмотря на приказы Гиммлера, Кальтенбруннер 
так и не решился посетить дантиста, вероятно, это усилие было ему не по плечу. 

Гиммлер сознательно доверил Главное имперское управление безопасности человеку 
столь посредственному, оставив в своих руках реальные рычаги управления. Можно 
было не бояться измены: Кальтенбруннер был фанатичным нацистом, слепо верующим 
в доктрину партии, на которую только и мог опираться этот человек с 
бесформенным характером. Назначение на столь высокий пост было для него 
сладостным реваншем. Однако без помощи Шелленберга, не говоря уж о 
благоприятной конъюнктуре, его теории никогда не нашли бы применения. 
Фактическим руководителем нацистской разведки был Шелленберг; он поддерживал с 
Гиммлером прямые связи, не считаясь с формальным иерархическим подчинением 
приказам Кальтенбруннера. 

Однако сам Кальтенбруннер воспринял свою роль всерьез. Он, как и его 
предшественник, усиленно занимался поставками человеческого материала в лагеря 
уничтожения. Если Гейдрих иногда пытался хитрить, применять коварные обходные 
маневры, как это было во Франции и в Чехословакии, чтобы попытаться установить 
сотрудничество с частью населения, по меньшей мере, на период трудной войны на 
Востоке, Кальтенбруннер, не способный выработать сколько-нибудь сложную тактику,
 ограничивался самыми свирепыми репрессиями. 

Он самолично контролировал разработанные в лагерях средства уничтожения 
заключенных. Осенью 1942 года, еще до назначения в РСХА, он проинспектировал 
лагерь в Маутхаузене, где вместе с комендантом лагеря Зирайсом решил посмотреть,
 как пропускают через газовую камеру группу заключенных, и проследил за их 
агонией через окошечко. 

В начале 1943 года он снова побывал в Маутхаузене. Специально для него была 
организована "экспериментальная" казнь заключенных тремя методами: через 
повешение, выстрелом в затылок и в газовых камерах. Заключенные и служащие 
лагеря рассказывали впоследствии, что Кальтенбруннер прибыл туда в отличном 
настроении, шутил и смеялся до начала "эксперимента" в ожидании, когда приведут 
заключенных. 

К тому моменту, когда Кальтенбруннер принял на себя руководство Главным 
имперским управлением безопасности, оно уже превратилось в гигантскую 
репрессивную машину. Германская склонность к бюрократизации нашла благоприятную 
почву в этом центре, куда сходились каналы информации из самых отдаленных