обязуется всеми средствами способствовать разработке норм, относящихся к 
исполнению этих прав и их осуществлению с помощью французской администрации. 
Французское правительство немедленно распорядится, чтобы все французские власти 
и административные службы оккупированной территории исходили из установок 
германских военных властей и сотрудничали с ними корректным образом..." 

Верховное командование вермахта намеревалось применять эти положения буквально 
и поставило французскую администрацию оккупированных районов под свой полный 
контроль. Военные придерживались той точки зрения, что управление 
оккупированной частью Франции должны обеспечивать сами французы, а военные 
будут лишь следить за тем, чтобы французские службы строго исполняли немецкие 
директивы. Таким образом, роль германской военной администрации ограничивалась 
руководством и контролем. 

Рабочие директивы, данные военной администрацией (армейский штаб ставка, No 
800/40 - 22 августа 1940 года), совершенно ясны: 

"Всякая деятельность военной администрации будет основываться на принципе 
принятия лишь тех мер, которые связаны с обеспечением военной оккупации страны. 
Напротив, в компетенцию военной администрации не входит вмешательство в дела 
французской внутренней политики в целях ее улучшения. Военная администрация по 
всем административным мерам, которые она будет принимать, должна пользоваться 
каналами французских властей". 

Военные считали, что такое решение имеет одни лишь преимущества: трудности 
исполнения будут преодолевать сами французы; административное управление 
обойдется дешевле; наконец, и в особенности, выполнение германских директив под 
французским прикрытием позволит избежать "инстинктивных реакций французов 
против всего, что исходит от немцев". Таким подходом и объясняется то 
обстоятельство, что германские власти весьма тепло относились к французам, 
которые соглашались сотрудничать с ними. Они желали не аннексии Франции, а 
благоприятной для них ее политической линии. 

Поэтому, по мнению военных, прямые действия германских полицейских служб могли 
"все испортить". Единственной приемлемой для них службой была антиеврейская 
секция, руководимая Даннекером - одним из помощников Бемельбурга и 
непосредственным представителем Эйхмана во Франции. 

27-летний гестаповец Тео Даннекер был. баварцем из Мюнхена. Он подчинялся 
Эйхману, который лично назначил его своим представителем в Париже. Он прибыл 
туда в сентябре 1940 года. Находясь в административной и дисциплинарной 
зависимости от Кнохена, он тем не менее не получал от него никаких прямых 
приказов. В своей "работе" он зависел только от Эйхмана, который посылал ему 
свои директивы. 

Первый генеральный комиссар по еврейским вопросам Ксавье Балла сказал на суде 
над ним, что Даннекер был "неистовым нацистом, который впадал в транс, как 
только при нем заговаривали о евреях". Когда вступили в силу антисемитские меры,
 он контролировал приговоры уголовных трибуналов, направляя французам бурные 
протесты всякий раз, как только он находил санкции сколько-нибудь мягкими. 

Даннекер разместил свои службы в доме No 31-бис на авеню Фоша и в доме No 11 на 
улице Соссэ. Он решил сразу же использовать французских антисемитов и помог им 
советами и деньгами создать Институт по изучению еврейских вопросов, для 
которого он реквизировал помещения одного еврейского предприятия на бульваре 
Османа. Став таким образом без всяких помех съемщиками помещений у гестапо, 
французы, бывшие инициаторами создания института, среди которых на первом месте 
был помощник Даркье де Пеллепуа капитан Сезиль, превратились в самых активных 
поставщиков людей для лагерей уничтожения. 

Немецкая антисемитская пропаганда приносила свои плоды. Но Даннекер не мог 
довольствоваться любителями. 3 октября 1940 года правительство Виши 
обнародовало "Положение о евреях". После определения, что всякое лицо, имеющее 
евреями трех предков и если его супруг или супруга тоже евреи, рассматривается 
как еврей, в этом документе перечислялись "общественные функции и мандаты", 
доступ к которым евреям запрещен, а затем регулировался доступ евреев к 
некоторым свободным и торговым профессиям. 

Даннекер потребовал от полицейской префектуры выделить ему дюжину инспекторов. 
Он непосредственно отдавал им приказы и тем самым обеспечивал то, чего хотела 
военная администрация: чтобы французы сами выполняли грязную работу, которую 
поручали им немцы. 

24 августа 1941 года под нажимом немцев был принят закон о смертной казни за 
"антинациональные происки" и были образованы чрезвычайные трибуналы. 

В октябре 1941 года министр внутренних дел Пюше, чтобы "избавить" от немцев тех 
полицейских, которые непосредственно им подчинялись, создал некий триптих для 
преследования "врагов" режима, которые одновременно были врагами нацистов. Пюше 
образовал Полицию по еврейским вопросам, Антикоммунистическую полицейскую