полковника, мнению главный удар русских, вне всякого сомнения, будет нанесен
к  востоку  от  автомагистрали  Дюнабург  --  Роззиттен,  в  направлении
Дюнабурга. Об охвате вокруг Дюнабурга совершенно не  могло  быть  и речи!  К
сожалению, всего через несколько дней я на своей шкуре испытал, насколько мы
оказались правы.
    Я взял еще нескольких человек из транспортного взвода  для  обеспечения
безопасности  в  ночное  время.  Я смог  доставить  их  на  грузовике. Такое
прикрытие, конечно,  большей  частью было психологической поддержкой. Однако
вполне хватало  того, чтобы эти люди стояли  на карауле и бдели. Для нас это
всегда  было  некоторым  подспорьем,  потому  что  я хотел  дать экипажам по
возможности некоторый отдых.
    На передовом  пункте снабжения я встретил  лейтенанта Эйхорна. Его танк
только что вышел из  ремонта. Вместе с ним на грузовике  я поехал  вперед  в
роту.  Мы  прибыли  туда незадолго до полуночи. Лейтенант  Нинштедт  доложил
обстановку. Пока что все было спокойно, и противника  не было  ни  видно, ни
слышно.  Нинштедт  расположил  наши  танки для  несения  охранения  на  краю
деревни.  Они были  обращены  к речке и  по моему предложению таким образом,
чтобы машины  развернулись кормой к речке. Пушки  были повернуты назад,  так
что мы могли в случае нужды быстро  "отступить", двигаясь  вперед.
Этот  способ уже оправдал себя  тогда,  когда мы действовали предоставленные
самим  себе на ничейной  земле.  В ночное время мы, танкисты, были несколько
беспомощны, потому  что  не могли вести прицельный  огонь. Из-за этого любой
пехотинец был, безусловно, в более выгодном положении, чем мы, если был смел
и делал свою  работу хотя бы  наполовину грамотно. Мы  вошли  в  заброшенный
русский  дом. Крестьяне покинули деревню вечером, не ожидая ничего хорошего.
Там, используя карту,  я обсудил с обоими своими командирами взводов то, что
могло  произойти ночью  на  стороне  пехоты.  У  пехоты  была  задача  [212]
окопаться примерно в трех километрах к западу от нас в ранние утренние часы,
установить связь  с  нашим северным соседом,  а затем пройти мимо нас  через
новую  линию фронта. Поэтому мы должны были  продержаться несколько часов на
ничейной земле.
    Мы  около  часа  провели  в  заброшенном  крестьянском  доме.  Мы  мило
беседовали,  когда  вдруг  вошел  часовой. Он  был возбужден  и доложил, что
отчетливо  слышал,  как  перекликались друг  с  другом  русские  в той части
деревни, которая располагалась  на  другом берегу речки. Нам  это показалось
невозможным,  но все-таки  мы  пошли  к  своим  танкам.  Молодой  солдат  не
ослышался!  Нам  теперь  нужно было соблюдать полное спокойствие,  чтобы  не
привлекать к себе внимание русских. Теперь уже все командиры были поставлены
в  известность. Сделать это оказалось не просто, потому что наши экипажи так
крепко  спали  после многих бессонных  ночей,  что их  можно было  разбудить
только энергичным встряхиванием. Ругаться было невозможно, а  шептать на ухо
фронтовикам --  бессмысленно.  Не буду  повторять, какие слова слетали с
губ ребят в полусонном состоянии, когда мы отрывали их ото сна. Я вздохнул с
большим облегчением, когда, наконец, почти всех  собрал вместе. Русским было
бы так просто захватить нас врасплох, если они  предполагали, что мы все еще
тут, и действовали тихо
    Противник на другой  стороне  речки демонстрировал все больше признаков
своего  присутствия.  Вскоре мы услышали,  как на той стороне двинулся танк;
его движение  направлялось множеством  криков, и путь освещался  фонариками.
Пора было уходить за деревню для того, чтобы  иметь открытый сектор обстрела
и  возможность  изучить  ситуацию.  В конце концов,  гораздо больше  времени
пройдет до того, как первые русские перейдут к нам по маленькому мосту.
    Мы  открыли  ураганный  огонь  из  всех  танковых  пушек  одновременно.
Хотелось бы мне  увидеть, какой обескураженный  вид был у  русских. Затем мы
выехали  из  деревни.  Примерно  через  600–800  метров  заняли  новую
позицию, чтобы оставаться на ней до утра, для того чтобы пехота [213] позади
нас могла окопаться без помех. Используя  трассирующие патроны, мы  подожгли
несколько домов в деревне. Благодаря этому нас не застигли бы врасплох, и мы
могли что-то видеть при свете пожаров. Если не считать нескольких минометных
залпов,  в  целом  нас  не  беспокоили.  Только  один  русский  танк  открыл
беспорядочный огонь  в нашем  направлении. Он  не был прицельным  и велся  с
большим разбросом. По-видимому, это был  тот  самый танк, которому они ранее
указывали,  как  проехать.  Лейтенант  Эйхорн  прицелился,  ориентируясь  по
вспышкам  из  пушечного ствола,  и после третьего выстрела русские буквально
взлетели на воздух. Полная удача! На заре мы услышали гром выстрелов тяжелых
танковых орудий с востока и северо-востока, но русские не показывались.
    На рассвете  мы отправились  назад тем  же  путем,  что и  приехали,  и
обнаружили, что позиции на новой линии  фронта уже заняты. Я установил связь
с командиром пехотного батальона. Я оставил у него два танка. Еще две машины
были размещены  в  соседнем  батальоне. Остальные машины поехали  со  мной к
автодороге.  Мы  выставили охранение в Малинове,  где  за 20 часов до  этого
русские  стояли со своим  охранением.  День был абсолютно  спокойным, но  мы
знали, что русские готовят новую атаку, и это было затишье перед бурей.
    Беспрерывный  гром  тяжелых  танковых орудий  был  слышен  на  лесистой
местности, которая начиналась через  1–2 километра к северо-востоку от
нас.  Мы  ожидали  начала  атаки  русских,  однако  ошибались.   Мы  там  не
подверглись  новым атакам,  видели время  от времени  лишь  фигуры отдельных
людей,  которые  рассматривали  нас  в  бинокли  от  края  леса.  Когда  они
становились   слишком   смелыми,   мы   посылали   им   несколько   стальных
"приветов", и тогда негодники исчезали в лесу.