преждевременного возвращения из отпуска по болезни. В документе  отмечалось,
что не выявлено более никаких признаков нарушений  в работе сердца.  Впервые
симптомы болезни обнаружили весной 1943 года. Это означало, что я выздоровел
на  удивление  быстро!  Но  далее  выводы   врача  сводились  к  следующему:
"Четырехнедельный  период   отдыха  был  бы  целесообразен  в  связи  с
нестабильностью  в работе  сердца  и ухудшением  общего  состояния здоровья,
несмотря на  отпуск. Строгое  воздержание от никотина  и  алкоголя  еще одно
необходимое  требование  для  обеспечения  полной  готовности  к  выполнению
обязанностей. В  случае будущих продолжительных физических стрессов вероятна
возможность новых сердечных приступов и приступов астмы".
    Карл Руппель  и  я  экспрессом  отправились  в  Ревель.  Сегодня трудно
поверить, что мы находились в пути восемь дней. Для нас, отпускников, в этом
было мало веселого. [184]
    Не  успевал  поезд  проходить  хоть  какое-то  расстояние, как  паровоз
перетаскивал вагоны на другой путь. Для разнообразия была еще одна остановка
из-за партизан. И так продолжалось всю дорогу до Ревеля.
    Управляющий домом, который знал меня  еще с 1943 года, прислал машину к
железнодорожной станции. Нам предоставили чудесные  комнаты  с водопроводной
водой, туалет  со сливным  бачком  и  ванной. Все  были размещены  с  такими
удобствами. Превосходное питание и полный покой не оставляли  сомнений,  что
мы вернемся на фронт в великолепной физической форме.
    В  первый день утром мы завтракали вместе с  семьей управляющего домом.
Мы как  раз рассказывали им,  что  нам довелось пережить в последнее  время,
когда появился порученец. Он протянул каждому из нас по телеграмме.
    Мы переглянулись, потому что во время нашей поездки я побился об заклад
с Руппелем, что у нас ни за  что  не получится три  недели отдыха в  Ревеле.
Теперь  я уже знал, что выиграл пари. В вечер нашего прибытия мы услышали из
информационной сводки вермахта о прорыве русских на фронте у Витебска.
    Я,  естественно,  имел  представление  о том,  что  было в  телеграмме:
"Немедленно  прибыть  в часть!" Мы ругались на чем свет  стоит,  и
только мое хорошее воспитание не позволяет мне повторить эти слова.  Мы были
расстроены  не  столько тем,  что  срочно  понадобились,  сколько  тем,  что
совершили  нудную поездку совершенно напрасно.  Впереди у нас  была такая же
утомительная поездка  обратно,  так  что  мы  вернулись  в войска  еще более
раздраженными, чем перед отъездом.
    Мы обнаружили на фронтовом контрольном пункте в Плескау, что наша часть
уже совершила марш-бросок в район к югу от Дюнабурга.  Она была  нацелена на
открытый фланг русских, которые быстро наступали на Вильно.
    Противник многому научился у нас и теперь двигался по тому же маршруту,
который мы  избрали в 1941  году, к сожалению в противоположном направлении.
[185]   Первоначально  это  было  направление  Вильно  --  Минск  --
Витебск-Смоленск.  На  этот  раз  русские двигались в  направлении  Смоленск
-- Витебск -- Минск -- Вильно! Боги  войны были настроены против
нас.
Отказ подчиниться приказам

    Из солдат "курортного"  поезда пришлось  сформировать  боевые
группы на отрезке маршрута  Роззиттен  -- Дюнабург, потому  что в районе
действовали партизаны.  Однако  в  Дюнабург мы прибыли без происшествий. Нас
сразу же переправили в наши части. Невероятно, но все выглядело как в мирное
время!  Танки были рассредоточены,  так  сказать, в  состоянии  произведения
ремонта. Экипажи разбили палатки, загорали и писали письма. Естественно, все
знали, что такое приятное положение дел не может слишком долго продлиться.
    Поскольку на  поездах мы считались боевыми подразделениями, у нас  были
совершенно потрясающие пайки, по сравнению  с теми, что мы обычно  получали.
Слишком скудное снабжение во время операций с лихвой компенсировалось здесь,
доходя до уровня роскоши. Никто не ел суп, потому что он был слишком жирным.
Кто станет есть стандартную  пищу, если  каждый  волен выбрать для себя все,
что  только душа  пожелает. Следует  упомянуть,  что каждая  часть содержала
большое стадо крупного скота и мелкой живности: коров, свиней, гусей, уток и
цыплят.  Для  ухода за скотиной  было создано специальное отделение. Мы жили
роскошно  в  этот период. Настолько  хорошо, что, скажем, вернувшиеся  домой
завидовали  нам.  Мы  ели всевозможные  деликатесы. Но  никто  не знает  так
хорошо, как солдат, насколько бренны земные блага.
    Русские часто водили нас за нос. Они ни разу не проводили массированной
атаки на север с флангов. Иногда противник беспокоил нас силами до полка, но
это ни к чему не приводило.
    11  июля близ Карасина состоялся наш первый настоящий боевой  контакт с
противником. Русских  не  совсем [186] устраивало то, каким образом проходят
наши позиции  и стремление постепенно их  укреплять. Поэтому  мы должны были
помочь нашим товарищам из пехоты занять господствующую возвышенность. Это не
представляло для нас большой  трудности,  поскольку  сами по себе русские не
были  сильны,  и   у  них   почти  отсутствовали  танки.   К   тому  же  они
сосредотачивались исключительно на наступлении на запад.
    Во  время   операции   нам   выдалась   возможность  подбить   одинокий
"Т-34",  который   показался  у  кромки  леса.   Радость  омрачило
происшествие с нашим  храбрым обер-фельдфебелем Цветти, бедным парнем  родом
из  области  Штирия  в Австрии.  Мы заправлялись  за  пригорком,  далеко  за
пределами видимости русских, когда  пуля  попала в него рикошетом,  как гром
среди ясного неба. Стоя в своем танке, он помогал  грузить боеприпасы, когда