шальная пуля попала в него, выбрав из  всех  частей тела  ту,  о которой так
часто умалчивают в литературных  произведениях. Во всяком случае, в Германии
в Средние века еще можно  было сказать в приличном обществе, что она  попала
ему в "задницу". Кроме того, мы  все над этим хохотали, чем сильно
его разозлили. Цветти, с которым никогда ничего не случалось в бою, пришлось
эвакуировать из-за этого досадного  инцидента. Открытую рану не вылечишь без
госпитализации. Позднее я встретил его в 502-м запасном батальоне.
    Через два  дня русские  снова оживились у  Карасина. Мы  действовали на
участке 380-го  гренадерского полка, когда  я встретил лейтенанта-резервиста
Бернда  Шэцле. Он получил  Рыцарский крест за боевые  действия зимой в ранге
командира взвода  и состоял при нас офицером связи. Как у истинного шваба, у
него было  настоящее швабское имя, которое в переводе на английский означает
нечто вроде "небольшого сокровища".  После того тяжелого ранения я
вновь встретил его на корабле, который должен был доставить нас домой. Шэцле
тогда был  всего лишь  ранен в руку и  мог ходить. Благодаря  ему я не лежал
таким уж беспомощным  и забытым. Он  [187] позаботился, чтобы я мог отдыхать
на палубе, и опекал меня во время всей длительной поездки.
    Во время совещания командного  состава перед командным  пунктом  380-го
пехотного  полка  нам был  нанесен неожиданный визит.  Прибыл  корреспондент
кинохроники, и его сюжет вошел в хроникальный фильм.  Для того чтобы сделать
свой  эпизод  еще более реалистичным, он попросил у меня  разрешения поехать
вместе  с нами  на  следующую операцию.  Мне не хотелось брать его  с собой,
потому что  в наших машинах и без того было тесно. Но поскольку операция, по
всей вероятности, не  должна была  стать слишком уж тяжелой, я позволил себя
уговорить. В первый и последний раз!
    Господин из кинохроники занял место заряжающего, так, чтобы  можно было
снимать  из башенного люка.  Наша операция преследовала цель выровнять линию
фронта. Фельдфебель Кершер выдвинулся на восток слишком далеко, в результате
чего   с   тремя  танками  почти  застрял  в  болоте.  Я  занял  позицию  на
возвышенности,  откуда   открывался   великолепный  обзор  русских  позиций.
Противник  демонстрировал  малое понимание намерений кинематографиста  и был
достаточно нагл для того, чтобы выпустить в нашу сторону несколько снарядов.
Короче говоря, этот парень ни разу не высунулся с камерой из люка. Он всегда
кричал "цель", как  только мы делали выстрел, и  так меня разозлил
этим, что  я  оставался  на холме до тех пор, пока  не  вернулся фельдфебель
Кершер. Будь я один,  давно перевалил  бы  за  холм,  но обходительность  по
отношению  к  моему  гостю   требовала,  чтобы  он   тоже  получил  какое-то
впечатление.
    Незадолго до  нашего возвращения  появились  русские с  двумя  танками,
двигавшимися вдоль кромки леса примерно в 1200 метрах перед нами. Однако они
вовсе не хотели  с нами связываться, просто шли через наш фронт. Я намеренно
достаточно долго  сдерживался,  давая  гостю время  привести  свою камеру  в
"состояние  боеготовности". Он  мог заснять  реальное  уничтожение
русского  танка, но этого  не  произошло. Мой первый  снаряд  прошел мимо, а
русские поспешно скрылись  из виду, укрывшись в лесу. [188] Эффект от нашего
выстрела оказался  куда  более впечатляющим для нашего  кинооператора. Когда
вылетел  снаряд, он нырнул в башню, как будто получил  удар. Наш заряжающий,
которому он помешал, конечно,  не смог  заряжать. Таким образом, оба русских
танка были обязаны этой удачей нашему репортеру. Наш друг кинооператор  вряд
ли  когда-нибудь снова  выразит желание во  время  войны  поездить в  танке.
Амбиции и готовность идти в бой -- две разные вещи, особенно когда перед
тобой враг.
    Я был откомандирован в дивизию 15 июля и  придан боевой группе, которая
незначительными силами  создала  линию  обороны у  пункта Маруга. Командовал
боевой группой  бывший комендант большого города в  оккупированных восточных
территориях  до  участия в боевых действиях  на фронте.  Он не вполне владел
ситуацией.  В моем присутствии командир дивизии успокоил  его по телефону  и
заверил, что к утру я появлюсь со своими "тиграми".
    Ровно в 6  утра лейтенант Эйхорн и я прибыли в  автомобиле на командный
пункт боевой группы. Я доложился  генералу, который был явно удивлен, что не
услышал приближающихся "тигров". Он  был еще больше поражен, когда
я кратко ему  доложил, что мои машины, вероятно, в  пути, но смогут  прибыть
самое раннее в 8 часов. Имевший высокий чин господин сказал любезным тоном:
    -- Ну, друг мой, вам просто повезло! Наша атака, к вашему сведению,
начинается в 8 часов!
    Иногда нелегко  говорить  с  генералом, особенно  в  такие  критические
моменты. Я попытался  объяснить  ему,  что  не  может  быть и  речи о  нашей
боеготовности  в  8  часов,  потому что я  должен  провести  разведку дорог,
ведущих к линии фронта. Кроме того, было  абсолютно необходимо встретиться с
командиром  пехотного батальона. Высокий  чин придерживался другого мнения и
быстро потерял терпение.
    -- Дороги и мосты уже обследованы экипажами самоходных орудий. Там,
где они смогли проехать, вы тоже проедете на своих машинах! [189]
    Многие на  моем месте щелкнули бы каблуками и удалились. Однако  на кон
было поставлено  слишком  многое. Я  объяснил,  что самоходное  орудие вдвое
легче  нашего  танка  и  что  я  принципиально  не  полагаюсь  на  разведку,
проведенную другими, уже наученный многократным горьким опытом недостоверных
результатов. Тут уж мой генерал потерял терпение.
    --  Я  не  потерплю  поведения  "примадонны"  со  стороны
молодого офицера! -- проревел он. -- Вы начнете атаку в 8. 00!