я покидаю Фюрера, я чувствую одну пустоту». Подобные высказывания кого угодно 
свалят с ног.

В голосе Старика звучит горечь.

Шеф смотрит прямо перед собой и делает вид, что ничего не слышит.

— Да уж, команды добровольцев! — Старик возвращается к тому месту, откуда начал.
 — Товарищество — единение всех людей на борту корабля — «клятвенное 
братство» — на самом деле это все не пустые слова. Это и вправду притягивает 
людей. А еще больше — сознание того, что ты принадлежишь к элите. Достаточно 
посмотреть на парней на берегу, когда они отправляются в отпуск. Они 
раздуваются, как зобастые голуби, одетые в форму с нашивками подводников. 
Кажется, это также оказывает эффект и на дам…

Треск в громкоговорителе. Затем раздается:

— Приготовиться второй вахте!

На этот раз приказ относится и ко мне в том числе. Я собираюсь отстоять одну 
вахту в качестве кочегара, обслуживающего систему выпуска дизелей.

Шеф выдал мне беруши — ватные затычки для ушей:

— Должен предупредить вас, что шесть часов рядом с работающими дизелями мало не 
покажутся.

Двигатели втягивают в себя воздух, которым люк присасывается так плотно, что 
мне приходится приложить всю свою силу, чтобы распахнуть его. Тут же 
непрекращающимися взрывами на меня обрушивается шум работающих машин. Перестук 
штанг толкателей и качающихся рычагов складывается в аккомпанимент ударных, 
сопровождающих постоянный ураган взрывов в цилиндрах и глухой, подобный 
раскатам грома, рокот, доносящийся, как я предполагаю, из турбины. Но 
оказывается, что сейчас работает лишь правый дизель, подзаряжающий батареи 
аккумуляторов, да и то вполовину мощности; левый двигатель безмолвствует. 
Значит глухой рев — это не турбина, которая запускается для увеличения притока 
воздуха только на максимальных оборотах двигателей.

Дизели достают почти до скругленного потолка. Сбоку от правого двигателя 
слаженно, в унисон, двигается сцепка из рычагов и толкателей, заставляющих 
громадную машину взрагивать при каждом их совместном толчке.

Старший механик Йоганн на своем посту. С того самого момента, как я появился в 
моторном отсеке, он не обратил на меня ни малейшего внимания. Все его внимание 
приковано к неровно двигающейся стрелке тахометра. Она совершенно неожиданно 
может подскочить на несколько отметок и замереть, нервно подрагивая, в то время,
 как наши винты борются с переменчивым сопротивлением бурных волн. Даже не 
смотря на тахометр, я острее чувствую здесь, в кормовой части корабля, нежели 
на посту управления, как волны сжимают лодку в своих объятиях, чтобы потом 
ослабить их и подтолкнуть ее вперед. Сначала винты проворачиваются с натугой, 
затем лодка вырывается на свободу из стиснувшей ее воды, тогда они начинают 
крутиться быстрее.

Йоганн проверяет поочередно давление масла и давление охлаждающей жидкости, 
затем с отвлеченным видом лаборанта он тянется к топливопроводу, который 
разветвляется под смазочными насосами, и оценивает его температуру. В 
завершение он взбирается на серебристую сверкающую лесенку, которая 
перемещается вдоль всей длины дизеля, и касается то взлетающих, то опадающих 
шарниров качающихся рычагов. Все это он проделывает медленными, точно 
выверенными движениями.

Перекрикивая гул двигателей, он отдает мне распоряжения: смотреть, чтобы ничего 
не перегревалось, не забывать притрагиваться к трубам охлаждающей воды и 
следить за качающимися рычагами на штангах толкателей, как только что 
проделывал он сам. А если подаст знак, перекрыть заслонку выхлопной системы. Я 
много раз наблюдал эту процедуру.

Йоганн возвращается на свой пост управления, вытирает руки ярко-пестрой тряпкой,
 достает бутылку яблочного сока из рундука, стоящего рядом с его небольшим 
столиком, прикрученным к полу, и, запрокинув голову, делает пару больших 
глотков.

Со стыков вибрирующих труб капает масло. Я поочередно ощупываю их все, ощущая 
рукой сильное биение. Все стыки одинаково теплые. Взрывы в цилиндрах 
беспрестанно следуют один за другим. Впуск, сжатие, рабочий ход, выпуск — 
повторяю я про себя.

Спустя четверть часа Йоганн открывает люк камбуза и поворачивает маховик на 
потолке, одновременно выкрикивая пояснение своих действий: