Цейсовский бинокль достаточно увесистый. Мои руки начинают опускаться. Трицепсы 
ноют. Постоянно одно и то же: отпустить бинокль, чтобы он на мгновение повис на 
ремне, переброшенном вокруг шеи, развести в стороны руки и повращать ими. Затем 
снова берешься за бинокль, прижимаешь окуляры к надбровным дугам и 
поддерживаешь его кончиками пальцев, чтобы их подушечки нейтрализовали вибрацию 
лодки. И постоянно осматриваешь девяносто градусов горизонта, пытаясь уловить 
следы врага. Очень медленно поворачиваешь бинокль от одной стороны сектора до 
другой, ощупывая горизонт сантиметр за сантиметром, потом отводишь оптику от 
глаз и одним взглядом охватываешь весь сектор, затем опять изучаешь горизонт 
через линзы, сантиметр за сантиметром, на этот раз поворачивая бинокль в другую 
сторону.

Ветер неустанно хлещет нас брызгами воды. Впередсмотрящие сгибаются в три 
погибели, чтобы закрыть линзы руками и верхней частью туловищ. Когда тяжелые 
облака заслоняют луну, вода становится черной.

Я знаю, что в этой части Атлантика по меньшей мере три с половиной тысячи 
метров глубиной, три с половиной километра воды под нашим килем, но мы точно 
так же могли бы скользить с двигателями на холостом ходу по твердой поверхности.


Время тянется нескончаемо медленно. Все сильнее и сильнее становится искушение 
закрыть глаза и позволить лодке, качающейся то вверх, то вниз, нежно убаюкать 
тебя.

Меня подмывало спросить второго вахтенного, сколько сейчас времени, но я решил, 
что не стоит этого делать. На востоке над горизонтом проглянула бледная полоска 
красноватого света. Мягкое, пастельное свечение окрасило тишь тонкую полоску 
небосклона из-за того, что низко над горизонтом лежит пелена черно-синих 
облаков. Проходит много времени, пока свет не пробьется поверх их скопления, 
воспламенив края облаков. Теперь можно разглядеть нос корабля, кажущийся 
сплошной темной массой.

Лишь спустя некоторое время становится достаточно светло, чтобы я смог 
различить отдельные части ограждения на верхней палубе. Постепенно становятся 
различимы лица людей: посеревшие, осунувшиеся.

Один из команды поднимается наверх, чтобы отлить. Он подставляет лицо ветру и 
мочится за борт сквозь ограждение «оранжереи». Я слышу, как его струя льется 
вниз, на палубу. Пахнет мочой.

Снова спрашивают: «Разрешите подняться на мостик?» Один за другим они вылезают, 
чтобы вдохнуть свежего воздуха и отлить по-быстрому. Долетает запах сигаретного 
дыма, слышны обрывки разговора.

— Всего-то надо, чтобы они продавали презервативы, и тогда корабль можно будет 
считать полностью оснащенным.

Вскоре слышен рапорт второго вахтенного. На мостике появился командир — должно 
быть, он поднялся незаметно. Быстро бросив взгляд вбок, я вижу его лицо, 
освещенное красным огоньком сигареты. Но тут же призываю себя к порядку. Не 
прислушивайся, не отвлекайся, не шевелись. Не отводи глаз от своего сектора 
наблюдения. У тебя только одна обязанность: пялиться в открытое море, пока твои 
глаза не вылезут из орбит.

— Аппараты с первого по четвертый — открыть торпедные люки!

Значит, Старик собирается провести еще одно учение по пуску торпед. Не 
поворачивая головы, я слышу, как первый вахтенный офицер сообщает угол 
направления на цель. Затем снизу докладывают:

— Торпедные люки с первого по четвертый открыты!

Снова и снова первый вахтенный монотонно повторяет свое заклинание. Но Старик 
не издает ни звука.

Горизонт видится отчетливее. На востоке над ним разлилось сияние, вскоре оно 
целиком опояшет небосвод. Теперь в разрезе между горизонтом и иссиня-черными 
облаками сверкает красное пламя. Ветер свежеет, и внезапно на востоке 
появляется верхний край сияющего светила. Спустя немного времени по воде 
заскользили, извиваясь, красные змейки. Но я не могу долго любоваться солнцем и 
небесами, так как их свет на руку лишь вражеским самолетам. Достаточно яркий, 
чтобы лодка и ее кильватерный след были бы заметны, но не настолько, чтобы мы 
могли быстро заметить самолеты на фоне неба.

Проклятые чайки! Они хуже, чем что бы то ни было, действуют на нервы. Интересно,
 сколько ложных тревог прозвучало из-за них.

Я очень рад, что не мне досталось наблюдение за солнечным сектором.