Чашки, которым не посчастливилось оказаться на столе в этот момент, 
превратились в кучу осколков.

— Если так будет продолжаться и дальше, нам придется есть руками и пить из 
ведер, — жалуется боцман.

Наконец, командир произносит:

— На этот раз нормально!

Сидя на посту управления за столом для карт, я пытаюсь постичь техническую 
сторону дела. Приход штурмана не дал разгореться начавшейся перепалке между 
Френссеном и Вихманном — извечному конфликту между инженерами и моряками. 
Времени хватило лишь на то, чтобы Вихманн обозвал дизели Френссена «пердилками»,
 а Френссен двинул Вихманна разик своим замасленным кулаком по физиономии.

Когда мир был восстановлен, я снова попытался сконцентрироваться на устройстве 
емкостей. Емкости плавучести наиболее важны при подготовке лодки к погружению. 
Их всего три, расположенных внутри и снаружи корпуса высокого давления. 
Внутренняя емкость настолько большая, что даже если обе внешние будут 
повреждены, лодка все равно сможет остаться на плаву.

Внизу емкостей расположены кингстоны, над ними — воздушные клапаны. И те, и 
другие должны быть открыты, если мы хотим нырнуть. Вместо воздуха, выходящего 
через воздушные клапаны, внутрь емкости через кингстоны заливается вода. Помимо 
емкостей плавучести на лодке есть еще цистерны плавучести. Они расположены во 
внешнем корпусе, и когда лодка покидает базу, до краев заполнены топливом. И 
лишь когда топливо, находящееся в них, будет израсходовано, они превратятся в 
воздушные резервуары, обеспечивающие лодке дополнительную подъемную силу.

В придачу к емкостям и цистернам плавучести существуют еще регулировочные и 
дифферентные емкости. Уменьшение веса лодки в результате потребления пищи, воды 
и топлива компенсируется забором морской воды в регулировочные емкости, 
расположенные над постом управления.

Дифферентные емкости служат для изменения продольного крена лодки под водой. 
Если лодка клюет носом вперед либо центр тяжести смещен к корме, ее можно 
поставить на ровный киль, перераспределив воду между двумя ячейками. Иначе 
говоря, добиться нулевого дифферента. Так как под водой лодка может потерять 
как поперечную, так и продольную остойчивость, то значимость этих ячеек 
невозможно переоценить: они для нас так же важны, как балансировочный шест для 
канатоходца. Это еще одно наше отличие от надводных кораблей: те при волнении 
на море, само собой, сильно раскачиваются с борта на борт, но им никогда не 
взбредет на ум попытаться стать на нос вверх кормой.

Для лодки же, находящейся под водой, продольный наклон в сорок градусов — 
обычное явление. В противоположность надводным судам подлодка в погруженном 
состоянии очень чувствительна к смещению центра тяжести и ее очень трудно 
удержать на ровном киле. Именно по этой причине конструкторы придали 
дифферентным емкостям максимально возможную эффективность, разнеся их в крайние 
точки лодки.

Если на лодке, находящейся под водой, перенести пятидесятикилограммовый мешок 
картошки с поста управления в носовой отсек, центр тяжести сместится вперед. 
Чтобы компенсировать это, надо перекачать воду с поста управления в кормовую 
емкость — только половину веса картошки потому, что вода, закачиваемая в 
кормовую дифферентную емкость, будет взята из емкости, расположенной на 
противоположном конце лодки. Таким образом, носовая часть корабля будет 
облегчена на половину картофельного веса. Если тот же пятидесятикилограммый 
мешок был бы перенесен в носовой отсек из машинного отделения, дифферентование 
рассчитывалось бы по-другому. В этом случае вода перекачивалась бы на корму с 
носа лодки.

Я вспоминаю правило большого пальца: регулировочные емкости определяют смещение 
лодки вверх или вниз под водой, а дифферентные емкости управляют ее наклоном.

После ужина я, уставший как собака, как можно скорее забираюсь на свою койку.

Бог свидетель, что моряков, вместе с которыми я обитаю в одной каюте, нисколько 
не смущает мое присутствие. Когда я улегся на койке, они, не обращая на меня 
никакого внимания, с увлечением вернулись к обсуждению самой животрепещущей 
темы. Очевидно, стоит мне задернуть за собой занавеску, и я перестаю 
существовать для них. Мне вспомнился курс зоологии: животные, которых я изучал, 
постепенно привыкали ко мне.

День начался с Пилигрима и Вихманна, засыпаю я под Френссена и Зейтлера. Похоже,
 их сексуальные фантазии не имеют границ. Я дорого бы дал, чтобы узнать, 
происходило ли с ними в действительности все то, о чем они повествуют. Неужели 
они на самом деле такие заслуженные ветераны публичных домов, какими стараются