— Не могу слышать ее постоянное нытье: «Только не кончай мне на лобок!» В конце 
концов, это ее проблемы. Слишком часто она пытается состроить из себя настоящую 
даму.

— Но во всем остальном свое дело она знает неплохо.

— Надо признать, у нее привлекательная задница.

Пауза. Затем опять голос Пилигрима:

— Я натянул эту крошку-цветочницу на скамейке в парке. Но по настоящему мне 
полегчало, только когда я вернулся домой и сам позаботился о себе.

Я выбираюсь из койки.

Мой язык присох к горлу подобно куску кожи. Во рту привкус тошноты.

Я умудряюсь добраться до поста управления и выдавить из себя достаточно бравым 
голосом:

— Разрешите подняться на мостик?

— Yawohl! — кричит сверху второй вахтенный.

Перегнувшись через ограждение, я смотрю на воду, с ревом и воем вздымающуюся 
подо мной, взбитую с воздухом в подобие пены на закипающем молоке. Пузырьки и 
клочья пены сплетаются в бесконечное полотно с непрестанно меняющимся узором. 
Мой взгляд, прикованный к белым струям, уходит вслед за ними за корму. 
Тянущаяся за нами длинная дорожка в несколько метров шириной обозначает 
пройденный нами путь. Как будто длинный шлейф платья сровнял высокие норовистые 
волны, пригладив их взлетающие гребни.

— Что такое вымпел «Z»? — интересуюсь я у второго вахтенного офицера.

— Сигнал к атаке. Он красного цвета, — незамедлительно отвечает он.

— Грязная свинья! — не удержался я.

Второй вахтенный, пораженный, уставился на меня.

— Спасибо, — говорю я и ныряю в люк.

Рулевому в башне нет никакой нужды прикасаться к штурвалу. Вокруг центральной 
метки компаса туда-сюда пляшет одно и то же число. Двести шестьдесят пять 
градусов. Мы идем постоянным курсом. По словам штурмана, при крейсерской 
скорости через десять дней мы выйдем в нашу оперативную зону. Мы могли бы 
прийти туда раньше, если дизели будут работать на полную мощность. Но, чтобы 
сберечь топливо, мы поддерживаем крейсерскую скорость. Для охоты нам 
потребуются все наши резервы.

Я напрасно ожидаю выхода командира к завтраку.

Сигнал тревоги подбрасывает меня на ноги. Самолеты, проносится у меня в голове. 
Проклятые твари — уж на их появление всегда можно рассчитывать!

Но я круглом проеме люка я замечаю командира на посту управления. Он смотрит на 
свой хронометр. Слава богу, учебная тревога. Он засекает, сколько времени 
потребуется лодке на погружение.

Я отклоняюсь в сторону, противоположную вероятному наклону. Лодка уже 
накренилась вперед. Пытаюсь удержать тарелки на столе, но две или три все же 
падают на пол.

Я не могу выгнать из головы мысли о всяческих происшествиях, случавшихся во 
время учебной тревоги. На лодке Кершбаума по ошибке перекрыли водозаборный 
клапан глубинного манометра. Кершбаум хотел погрузить лодку на восемьдесят 
метров. Лодка стала погружаться, но стрелка манометра не двигалась, так что 
Кершбаум подумал, что она застряла на поверхности и приказал забрать в цистерны 
погружения еще больше воды. Потом еще, пока они не заметили свою ошибку. К тому 
времени лодка опустилась на двести метров — учитывая, что судовая верфь 
гарантирует лишь сто.

Следующая по счету учебная тревога прозвучала во время обеда. Шеф выскочил 
из-за стола, опрокинув полную супницу прямо на колени второго вахтенного 
офицера.

После второй тревоги Старик по-прежнему недоволен. Ни одного слова одобрения.

Ровно в 16.00 объявили третью.