казаться? Впрочем, в это нетрудно поверить.

Помощник боцмана Зейтлер — выходец с севера Германии. Его бледное, невинное 
лицо с редкой порослью бороды никак не вяжется ни с грязными высказываниями, ни 
со сложением штангиста. Говорят, он первоклассный моряк, никогда не впадает в 
уныние. Он стоит вахту в первой смене. Сдается мне, командир больше полагается 
на него, нежели на первого вахтенного офицера.

Помощник механика-дизелиста Френссен — плотно сложенный парень, от которого 
всегда за версту несет надменной самоуверенностью. Неуверенность никогда не 
бороздила его лоб своими морщинами.

Френссен родился в Коттбусе. Ему нравится выглядеть вызывающе; вылитый отпетый 
бандит-циник с Дикого Запада из третьеразрядного ковбойского фильма. Мрачный 
взгляд сощуренных глаз он, наверное, отрабатывал перед зеркалом. Вряд ли 
кочегары дизелей Арио и Саблонски, дежурящие вместе с ним, наслаждаются его 
обществом. Ему не больше двадцати двух лет. Его койка находится прямо подо мной.


Сквозь полузадернутую занавеску я слышу:

— Здесь воняет, как в свинарнике.

— А ты что ожидал — ароматы борделя?

Вздохи и зевки.

— Так ты сделал это?

— Говорю же тебе!

Некоторое время доносятся лишь жующие звуки.

— Ты просто завидуешь потому, что у тебя встает только палец.

— Да пошел ты! Все, что ты делаешь своим членом, я могу проделать лучше своим 
пальцем.

— Да уж! Все, кто из Коттбуса, делают это большим пальцем на ноге!

До меня долетают звуки работающей помпы, раздается душераздирающее зевание, 
подобное реву органа, затем вздохи.

— В любом случае нам сейчас ебля не светит. Этим сейчас занимается кто-то 
другой, обрабатывая и твою малышку в том числе.

— Какое тонкое замечание! Тебе надо предложить свою крошечную, но светлую 
голову, в Генеральный штаб. Им нужны люди вроде тебя, чтобы втыкать флажки в 
карту.

— А тебе следовало бы закупорить ее дырку пробкой до твоего возвращения, чтобы 
избежать риска нажить себе пиздобратьев.

Стук тарелок, шарканье сапог.

Занавеска над моей койкой выгибается внутрь. Кто-то протискивается между столом 
и койками по правому борту. Потом я снова слышу голоса.

— После такого отпуска, как в последний раз, небольшая передышка не повредит. 
Один воздушный налет за другим. Здесь, внизу, сравнительно спокойно.

— Скрести лучше пальцы!

— Уже невозможно спокойно перепихнуться. Даже днем в гавани.

Следующие слова проясняют сказанное:

— Представляешь, у них там в саду есть что-то вроде летнего домика. Софа, ящик 
со льдом — в общем, все что нужно. Но только приступаешь к делу, как начинают 
выть гребаные сирены, и член не выдерживает нервную нагрузку. И конец всему 
удовольствию!

Четверг. Шестой день в море. Утром, перед завтраком, я стою на мостике рядом с 
командиром.

Небо затянуто бирюзовыми батиковыми облаками, связанными прозрачными прожилками.
 Там и тут сквозь них светится красноватое небо. Фон медленно светлеет, облака 
отчетливее выделяются на голубом. С восточной стороны неба разливается красное 
сияние, пробивающееся через каждый разрыв в облаках. Постепенно свечение 
блекнет, как будто лампы гасят одну за другой. Краски смягчаются, солнце встало