— Все прошло просто замечательно!

Шеф выслушивает одобрение с кислой миной.

— Ну, ну, ну! — подбадривает командир.

Шеф откидывается спиной на стенку и кладет руки на колени, ладонями вверх. Они 
все в масле. Старик осуждающе смотрит на него:

— Шеф! Что подумает наш первый вахтенный офицер, если вы будете появляться за 
столом в таком виде?

При этих словах первый вахтенный тут же краснеет. Шеф прячет руки в карманы 
брюк и интересуется:

— Так лучше? Кстати, я уже закончил обедать.

— Шеф, так вы похудеете. Ешьте, пейте и веселитесь, дети мои! — с набитым ртом 
произносит Старик. Затем он продолжает с той же насмешливой интонацией:

— Кстати, вы, кажется, хотели что-то исправить в левом дизеле? Сейчас самое 
время. И, может, вы заодно осмотрите и правый дизель. Мы можем оставаться на 
глубине столько времени, сколько вам будет нужно. Все, что вы пожелаете!

У шефа не остается другого выхода, кроме как безропотно отправиться на корму.

Старик, сидя за столом, широко усмехается и объявляет:

— Надо вдохнуть жизни в эту чертову посудину! Меня до сих пор тошнит при одном 
воспоминании о никчемных днях, пока мы торчали на базе.

С того самого момента, как мы вышли в море, командир пребывает в приподнятом 
настроении, или, по меньшей мере, всем доволен. Он даже вернулся из отпуска 
раньше срока. Лодку могли прекрасно подготовить к походу и без него, но нет — 
он должен был при этом присутствовать.

Судя по тому, что он пожертвовал целой неделей отпуска, команда пришла к 
заключению, что он вряд ли наслаждается в полной мере семейным счастьем.

Похоже, никто ничего толком не знает о его личной жизни. Даже у меня 
представление о ней сложилось исключительно по неохотным воспоминаниям Старика, 
циничным обмолвкам и собственным наблюдениям. Время от времени он проглядывает 
письма, все написанные зелеными чернилами, причем ужасным почерком. Говорят, 
они принадлежат даме, которая была вдовой летчика. Ее отец — член магистрата. 
Как-то Старик бросил вскользь что-то о пианино с канделябрами, свечах красного 
воска и «прекрасных вечерних платьях». Он также проговорился о своем последнем 
отпуске несколькими раздраженными фразами. Он должен был «постоянно» носить на 
шее рыцарский крест, он должен был ходить с ней по магазинам.

— И это еще не все из того, что мне пришлось пережить. Даже смешно. Ни одного 
спокойного вечера. Бесконечные компании. От них голова шла кругом. 
Предполагалось, что я даже выступлю перед школьниками. Я просто сказал: «На 
меня не рассчитывайте!»

— Такие, как мы, хотят во время отпуска лишь сменить одежду и часами 
отлеживаться в ванне. Чтобы ничто не разражало: ни газеты, ни радио. Выключить 
все и вытянуться в полный рост. Но вдруг перед тобой кладут идеально 
отутюженную парадную форму с кортиком в ножнах, белоснежную рубашку, шелковый 
галстук, черные фильдеперсовые носки и венчают все это великолепие надраенным 
вручную до блеска крестом на черно-бело-красной ленте без единого пятнышка. 
Боже всемогущий!

Через час работы в машинном отделении завершены. Командир приказывает 
подготовиться к всплытию.

Наблюдатели на мостике в полной готовности собираются под люком, ведущим в 
боевую рубку.

— Всплытие!

— Носовой гидроплан — вверх десять, кормовой гидроплан — вверх пять! — шеф 
начинает маневр.

— Продуть цистерны!

Сжатый воздух с шипением врывается из стальных цилиндров в цистерны плавучести. 
Вода из них вытесняется через открытые внизу кингстоны.

— Лодка поднимается. Боевая рубка чиста. Лодка на поверхности! — докладывает 
шеф. Башенный люк открыт, избыточное давление выровнено.