Я отложил книгу.

— Очевидно, он собирался завершить боевое задание в публичных домах на 
Ру-де-ля-Пэ. Канадцы очень практичны в подобных делах, — замечает шеф.

— Увы, он допустил ошибку, — сочувствует Старик. — Но какой сумасшедший 
пилотаж! Штопором вниз. Сначала никто ничего не заметил. Зенитные орудия 
молчат! Ни единого выстрела! А потом он идеально заходит на цель и сбрасывает 
бомбу. Настоящий воздушный цирк! Жаль, он не смог уйти после всего проделанного.
 Говорят, он камнем вошел в воду. Ну, мы могли бы тоже попробовать еще раз…

Я пробираюсь на пост управления и встаю за плечами у Старика и шефа.

Шеф докладывает:

— Лодка готова к всплытию!

— Всплываем! — приказывает командир и лезет вверх по трапу.

— Продуть цистерны!

Шеф наблюдает за убывающим столбиком воды в Папенберге и сообщает:

— Люк рубки чист.

Сверху слышится голос командира:

— Люк рубки открыт!

— Выровнять давление! — отзывается шеф.

— Будем надеяться, что эти чертовы комары[20 - «Москито» («Комар») — самолет, 
находившийся на вооружении Королевских ВВС в годы II мировой войны. 
Использовался в качестве легкого бомбардировщика, ночного истребителя, 
противолодочного самолета. Обладал высокой скоростью, позволявшей наносить 
неожиданные удары и уходить от преследования немецких истребителей, не вступая 
с ними в бой. На «Москито»-бомбардировщиках за ненадобностью даже не 
устанавливались пулеметы.] оставят нас в покое, — слышу я от штурмана.

Пост управления, полчаса до полуночи. Тихо гудят вентиляторы. Работающие дизели 
засасывают поток свежего воздуха через открытый люк боевой рубки. Горят лишь 
несколько электрических лампочек, но даже они закрыты светонепроницаемыми 
плафонами, чтобы не выдать нас ночному бомбардировщику. Тьма увеличивает 
границы помещения до бесконечности. В темной неопределенности фосфоресцируют 
зеленые стрелки, которые должны указать нам путь к башенному люку, если внутри 
лодки погаснет свет. Такие указатели появились совсем недавно. Их стали 
наносить после катастрофы, случившейся с лодкой Кальманна. В конце 1940 года в 
проливе Брансбюттель Кальманн столкнулся с норвежским транспортом. Его 
маленькая лодка без герметичных переборок, получила удар точно позади боевой 
рубки и, буквально расколовшись пополам, затонула в считанные секунды. Спаслись 
только находившиеся на верхней палубе. Когда лодку подняли, — Кальманну 
пришлось присутствовать при этом, — на посту управления нашли нескольких 
моряков из его команды, сгрудившихся в кучу не под рубкой, а с противоположной 
стороны от перископа. Именно в том месте, откуда они не могли выбраться.

А для нас есть ли вообще хоть какой-нибудь прок в этих стрелках? Если лодка 
затонет здесь, то она погрузится на тысячи метров, и указатели будут мерцать в 
этой бездне до Судного дня.

В полумраке пост управления кажется огромным. Лишь впереди виден яркий свет, 
четко обрисовывающий отверстие круглого люка, сквозь которое виден дальний угол 
носового отсека. Свет пробивается из радиорубки, а кроме того горит лампочка в 
проходе, ведущем в офицерскую каюту. При ее свете я различаю фигуры двух людей, 
сидящих на рундуке с картами и чистящих картошку. Едва можно разглядеть 
дежурного офицера на посту управления, облокотившегося на откидной столик и 
делающего пометки в вахтенном журнале, касающиеся содержимого дифферентных 
цистерн. Под настилом пола, в трюме, шипя и булькая, плещется вода. Два 
задраенных люка позади каюты младших офицеров уменьшают шум дизелей, он звучит 
приглушенно. Волны, набегающие на борта лодки, периодически наполняют пост 
управления своим рокотом, похожим на шум прибоя.

Я пробираюсь через передний люк. Радист Инрих с надетыми наушниками весь ушел в 
свой журнал. Обоими локтями он упирается в крышку стола, на котором стоит его 
аппарат. В такой позе он похож на больного, опирающегося на костыли. Зеленая 
занавеска перед койкой командира напротив радиорубки задернута. Но сквозь узкую 
щелочку пробивается полоска света. Значит, он тоже не спит. Похоже, он пишет, 
по привычке сидя в кровати, слова, которые сможет отправить не раньше, чем мы 
вернемся на базу.

Когда никто не сидит за столом, кают-компания кажется неестественно просторной.