зафиксировать] руль и всем молиться!»

Очевидно, штурман не прочь поговорить. Он показывает циркулем то место, где 
пришлось поволноваться.

Помощник по посту управления подходит и смотрит на сетку квадратов.

— Это было в четвертом патруле. Не поход, а типичные проводы в последний путь. 
Одна атака за другой. Они кидались на нас словно по команде «Фас!» Глубинные 
бомбы круглые сутки. Мы потеряли счет…

Взгляд штурмана замер на циркуле, как будто его вид напомнил о чем-то. Потом 
глубоко вздохнул, щелкнул ножками циркуля и быстро спрятал его:

— Было совсем не весело.

Я знаю, что теперь из него слова не вытянешь. Помощник тоже вернулся к своей 
работе. Штурман аккуратно убирает секстант обратно в футляр. На карте осталась 
лишь крошечная дырочка от иглы циркуля.

В лодке никак не уляжется суматоха, поэтому я снова поднимаюсь на мостик, чтобы 
не путаться под ногами.

Сейчас облака походят на четко очерченную мозаику, которой выложено 
серо-голубое небо. Одно из них набегает на солнце. Его тень стирает 
зеленовато-белое сияние с поверхности моря. Облако такое большое, что его 
нижний край скрывается за горизонтом, но в нем есть просветы, через которые под 
косым углом выстреливают солнечные лучи. Их можно сравнить с лучами прожекторов,
 рыщущих по водной глади. Один из них падает прямо на нашу лодку, некоторое 
время освещая ее подобно театральному софиту.

— САМОЛЕТ ПО ЛЕВОМУ БОРТУ!

Крик помощника боцмана Дориана заставляет меня вздрогнуть, как от электрошока. 
На считанные доли секунды я ловлю взглядом точку, темнеющую на сером фоне 
облака. В следующее мгновение я уже у люка. Запорный рычаг бьет меня по копчику.
 Я едва не взвыл от боли. Скатываясь по трапу, я замечаю валяющийся внизу 
кожаный чехол, которым должна была закрываться эта торчащая рукоятка.

Оказавшись внизу, я недостаточно далеко отпрыгнул в сторону. Следом за мной 
скатывается другой моряк. Его сапог врезается мне в шею. Я слышу, как помощник 
боцмана с грохотом приземляется на плиты пола.

— Они оказались слишком близко! — восклицает он, пытаясь отдышаться.

Командир, разинув рот, стоит под башенным люком и смотрит вверх.

— Погружение! — орет сверху второй вахтенный офицер. Заслонки внутреннего люка 
раздвигаются, сверху обрушивается поток воды, из которого выныривает насквозь 
мокрый второй вахтенный.

Стрелка глубинного манометра движется невообразимо медленно, как будто с трудом 
преодолевая сильное сопротивление. Лодка приклеилась к поверхности.

— Все на нос! — рычит шеф.

Люди, спотыкаясь и падая, мчатся через пост управления. Наконец-то центр 
тяжести смещается к носу, и лодка кренится вперед. Я хватаюсь за что-то руками, 
чтобы устоять на ногах.

Задыхающийся второй вахтенный рапортует командиру:

— Самолет по левому борту. Из разрыва в облаках. Тип не определен.

Закрыв глаза, я снова вижу черную точку на облачном фоне. В моей голове 
крутится одна и та же фраза: «Он сейчас сбросит их — он сейчас сбросит их!» А 
затем единственное слово: «Бомбы! — бомбы! — бомбы!»

Прерывистое дыхание. Командир, не отрываясь, смотрит на указатель глубины. 
Никакого выражения на лице, почти что безразличие. В трюме капает вода: тип — 
тап — тип. Очень мягко гудят электромоторы.

Электромоторы? Или гирокомпас?

Пока ничего?

— К постам погружения! — отдает приказание шеф. Люди карабкаются вверх, помогая 
себе обеими руками, как альпинисты.

— Оба руля глубины вверх!