— Где наш второй помощник? — интересуется Старик.

— На борту. На дежурстве, но, может, он подтянется попозже.

— Кто-то должен сделать работу. А первый помощник?

— В борделе! — ответил, ухмыляясь, шеф.

— Он в борделе? Не смешите меня! Наверно, составляет завещание — вот человек, у 
которого все дела всегда в порядке.

О стажирующемся инженере, который присоединится к команде на время этого похода 
и, скорее всего, заменит шефа после, Старик вообще не спросил.

Значит, нас будет шестеро в кают-компании. Слишком много человек за одним 
маленьким столом.

— А где Томсен? — задает вопрос шеф. — Надеюсь, он не заставит нас стоя 
приветствовать его.

Филипп Томсен, командир лодки UF, недавно получивший Рыцарский крест, сегодня 
днем рапортовал о походе. Глубоко сидя на обтянутом кожей стуле, расставив 
локти, сложив руки как для молитвы, он мрачно уставился поверх них на 
противоположную стену:

— …Потом нас гоняли три четверти часа глубинными бомбами. Сразу после взрыва, 
на глубине около шестидесяти метров, шесть или восемь бомб разорвались 
достаточно близко от лодки. Точная работа. Особенно одна хорошо пришлась — 
вровень с орудием и примерно метров шестьдесят в стороне, трудно попасть лучше. 
Остальные легли на расстоянии от восьмиста до тысячи метров от нас. Час спустя 
еще серии бомб. Был уже вечер, около 23.00. Сначала мы оставались на глубине, 
затем бесшумно ушли, медленно поднимаясь. Затем мы всплыли в кильватере конвоя. 
На следующее утро в нашем направлении устремился крейсер. Волна — три балла, и 
умеренный ветер. Шквальный дождь. Довольно облачно. Самая подходящая погода для 
надводной атаки. Мы погрузились и выровнялись для атаки. Залп. Торпеда прошла 
далеко от цели. Потом еще раз. Эсминец двигался малым ходом. Попробовали 
кормовым аппаратом — получилось. Мы шли за конвоем, пока не получили приказ 
поворачивать назад. Зецке обнаружил второй конвой. Мы установили контакт и 
обменивались оперативными сообщениями. К 18.00 мы догнали его. Погода была 
хорошая, море — от двух до трех баллов. Легкая облачность.

Томсен прервался.

— Очень странно: все наши успехи приходились на день рождения кого-нибудь из 
команды. Действительно необычно. В первый раз день рождения был у дизелиста. Во 
второй раз — у радиста. Корабль без сопровождения был потоплен в день рождения 
кока, а эсминец — на день рождения торпедиста. С ума сойти, правда?

Наполовину поднятый перископ лодки Томсена, когда она ранним утром с приливом 
вернулась на базу, был украшен четырьмя вымпелами. Три белых — торговые суда, и 
один красный — это эсминец.

Отрывистый хриплый голос Томсена, похожий на лай собаки, разнесся над 
маслянистой, противно пахнущей водой:

— Обе машины — полный стоп!

У лодки было достаточно скорости, чтобы по инерции бесшумно доскользить до 
пирса. У нее был резкий, четко очерченный силуэт высокой вазы со слишком плотно 
посаженным в нее букетом цветов, поднимавшейся из липкой, вонючей, промасленной 
портовой воды. Не слишком цветастый букет — скорее засушенные цветы. Лепестки — 
блеклые пятна посреди густой поросли бород, похожей на мох.[3 - Немецкие 
подводники не брились во время боевого похода.] По мере приближения пятна 
превращались в бледные, изнуренные лица. Лица, как будто покрытые мелом. 
Глубоко запавшие пустые глаза. В некоторых из них — лихорадочный блеск. Грязное,
 серое, покрытое коркой морской соли кожаное обмундирование. Копны волос, еле 
прикрытые сползающими с них фуражками. Томсен выглядел серьезно больным: тощий, 
как пугало, с запавшими щеками. На лице замерла ухмылка, которую он сам, 
наверное, считал дружелюбной.

— Осмелюсь доложить, UF вернулась из боевого похода против врага!

На что мы во всю мощь наших глоток грянули:

- Heil UF![4 - — Приветствуем UF! (нем.)]

Громким эхом донеслось приветствие от первого цейхгауза, и затем другое, слабее,
 со стороны верфи Пенье.

Старик носит свою самую старую куртку, чтобы показать, как он презирает всех