носовом отсеке одобрительно отзывался о нем.

Так тихо, чтобы не расслышал штурман за дверью, Старик шепчет мне:

— Он мастер вслепую вычислять положение лодки. Иногда в плохую погоду мы по 
нескольку дней, а то и неделями не видим ни звезд, ни солнца, но несмотря на 
это, наши координаты известны с потрясающей точностью. Мне зачастую бывает 
непонятно, как ему это удается. У него много работы на борту. Он отвечает за 
третью вахту помимо своих штурманских обязанностей.

После штурмана приходит боцман, который хочет пройти вперед. Берманн — крепко 
сбитый парень с красными щеками, пышущий здоровьем. А следом за ним, как 
наглядный пример разительного отличия между моряками и инженерами, появляется 
старший механик Йоганн с белым как мел лицом. «Страсти господни» зовет его 
командир: «Настоящий специалист. Влюблен в свои машины. Почти не выходит на 
палубу, прямо как крот».

Пять минут спустя три человека из новой вахты пробиваются через кают-компанию 
на корму лодки.

Правда, меня это больше не тревожит — как только первый вахтенный поднялся, я 
тут же пересел на его место.

— Предпоследним прошел Арио, — говорит шеф. — А последний, маленький парнишка — 
новенький — как его зовут? — вместо Бекера. Вахтенный на посту управления. У 
него уже есть прозвище — Семинарист. Очевидно, читает религиозную литературу.

Вскоре после них проходит предыдущая смена. Шеф откидывается назад и, 
растягивая слова, перечисляет всех поименно:

— Это Бахманн, «Жиголо» — кочегар-дизелист. Чушь несусветная! Топить больше 
нечего, но на флоте традиция живет дольше, чем сами корабли. Хаген — кочегар 
электродвигателя. Он кочегарит еще меньше. Турбо — тоже вахтенный поста 
управления. Классный парень.

Затем с противоположной стороны появляется высокий блондин, Хекер, механик 
торпед и старший в носовом отсеке. Единственный младший офицер, который спит 
там.

— Маньяк, — замечает Старик. — Однажды при большом волнении на море он достал 
совершенно неисправную торпеду из хранилища на верхней палубе, разобрал ее и 
починил. Конечно, внизу. Это была наше последняя рыбка, и мы потопили с ее 
помощью еще один корабль, пароход в десять тысяч тонн. Его корабль, если быть 
абсолютно точным. Он скоро получит «яичницу» — он заслужил этот орден.

Следующим через кают-комнапию проходит маленький человечек с иссиня-черными 
волосами, аккуратно прилизанными назад, и глазами-щелками, с пониманием 
моргающими шефу. У него татуированные предплечья. Я мельком замечаю 
изображением моряка, обнимающего девушку на фоне красного солнца.

— Это был Данлоп. Торпедист. Он отвечает за мастерскую. Большой аккордеон в 
рубке акустика принадлежит ему.

Последним мы знакомимся с Францем, тоже старшим механиком. Шеф провожает его 
недовольным взглядом:

— Слишком быстро устает. Другой — Йоганн — лучше.

Еда окончена, и я пробираюсь из кают-компании в каюту младших офицеров.

Боцман, по всей видимости, — превосходный хозяин. Он рассортировал провиант и 
так здорово разложил его по разным местам, не нарушив порядок внутри корабля. 
При этом, гордо заверил он меня, сначала под рукой окажутся скоропортящиеся 
продукты, а уж потом дойдет очередь и до тех, которые могут долго храниться. 
Никто, кроме него, понятия не имеет, куда подевалась гора продуктов. Видны лишь 
копченые колбасы, куски бекона и батоны хлеба. Запас сосисок свисает с потолка 
поста управления, как будто в коптильне. Гамак перед каморкой акустика и 
радиорубкой заполнен свежим хлебом. Каждому, кто хочет пройти мимо, приходиться 
нагибаться, чтобы пролезть под батонами.

Я пробираюсь сквозь второй круглый люк. Теперь моя койка свободна. Снаряжение 
акуратно разложено поверх одеяла, мешок с моими вещами убран в ноги. Наконец я 
могу отгородиться от окружающего мира, задернув зеленую занавеску. Деревянная 
облицовка с одной стороны, зеленая занавеска с другой, белая краска сверху. 
Жизнь лодки теперь доносится только голосами и звуками.

В полдень я поднимаюсь на мостик. Второй вахтенный только заступил на дежурство.
 Море бутылочно-зеленого цвета. Вблизи лодки оно почти черное. Воздух наполнен 
влагой, небо полностью затянуто облаками.