— Скорее всего маленькое каботажное судно. И еще одно — еще — вот еще. Видно, у 
них здесь место сбора. А вот это движется — Пригнитесь! — и немного времени 
спустя. — Снова плохая видимость. ни черта не видать. Придется сесть на хвост 
какой-нибудь посудине и вместе с ней войти в гавань.

— Тридцать пять метров! — докладывает помощник от гидролокатора.

— Не бросить ли нам якорь здесь? — спрашивает через люк Старик.

Штурман молчит. Очевидно, он не воспринимает вопрос серьезно.

Якорь? На самом деле, на нашей лодке есть один из этих символов надежды, как на 
любом пароходе. Интересно, хоть одна подлодка хоть раз воспользовалась им?

Командир просит первого вахтенного сменить его у перископа и тяжело спускается 
вниз:

— Через два часа стемнеет — вот тогда мы и ворвемся на рейд любой ценой.

— А как мы поступим после? — спрашиваю я.

— Строго по плану, — раздается сухой ответ.

Букву «п» в слове «план» он словно сплевывает сквозь стиснутые зубы — привычный 
для него способ выражения полнейшего презрения ко всему происходящему.

Позже он все-таки снисходит до объяснений:

— Среди секретных документов, которые у нас есть, имеется подробнейшая 
инструкция для такого случая. Нам радировали точное воемя нашего прихода. Наши 
агенты в Виго позаботятся обо всем необходимом — если только они уже не 
позаботились.

— Хорошо сработано, — замечает Шеф.

— Да уж, с этим трудно не согласиться.

— Пора всплывать, — объявляет штурман.

— Ну что ж, поехали! — Старик поднимается на ноги.

На поверхности наступили сине-серые вечерние сумерки. Задувающий от берега 
ветер несет с собой запах земли. Я задираю нос, словно пес, и быстро 
принюхиваюсь, пытаясь разложить аромат на составные части, перемешанные в 
беспорядке: гниющая рыба, солярка, ржавчина, паленая резина, гудрон — но над 
всем и сквозь все это доносится что-то еще: запах пыли, запах земли, запах 
листьев.

Дизели пробуждаются. Командир явно решил прорываться несмотря ни на что.

Загорается пара бегущих огоньков. Моргающие красные, зеленые, потом даже 
белые — которые оказываются выше всех прочих — должно быть, на клотике мачты.

Второй вахтенный докладывает, что какое-то судно сходится с нами бортами.

Старик поворачивает бинокль, некоторое время стоит неподвижно, затем 
приказывает снизить скорость:

— Ну что же — совсем, совсем неплохо. Они собираются врезаться в нас — никаких 
сомнений! Что вы скажет — хмм? Давайте-ка пройдемся немного вслед за ними — 
похоже, это один из маленьких каботажных пароходиков, но довольно-таки бойкий. 
Очень уж дымит. Должно быть, кочегары топят старыми валенками. Чуть-чуть 
потемнее бы!

Старик продул цистерны не до конца, так что наша верхняя палуба едва 
приподнимается над водой. Если только не взглянуть сбоку, подводную лодку в нас 
никак не распознать.

Старик поворачивает наш нос к движущемуся огоньку правого борта приближающегося 
суденышка. Для наблюдающего с палубы парохода мы находимся между ним и 
береговой линией, которая скрывает очертания нашей боевой рубки: никогда не 
забывай о фоне, на котором показываешься — старое правило!

Старик продолжает медленно поворачивать руль право на борт, чтобы удержать 
зеленый огонек парохода над нашим леером, пока не покажется его кормовой фонарь.
 Лишь после этого Старик увеличивает скорость на один узел. Мы идем строго в их 
кильватере. Я чувствую запах дыма.

— Фу! — восклицает Старик. — Ради всего святого, смотрите в оба, как бы кто не 
появился перед нашим носом! Вокруг должны быть еще паромы и посудины вроде этой.