Должно быть, он уже прослышал о полученной радиограмме, так как с взъерошенными 
волосами соскочил со своей койки и, весь исполненный сознания своей значимости, 
водрузил шифровальную машинку на стол. Командир выдал ему записанный на 
растворимом листке бумаги код на сегодня. (Контакты шифровальной машинки тоже 
растворяются в соленой воде, чтобы ни в коем случае никакая информация не 
досталась врагу.)

Офицер связи! Уж если он нам понадобился, стало быть, речь идет о какой-то 
новой, особой операции, о чем-то необычном, сверхсекретном.

— Побыстрее! — торопит Старик.

Первое слово, расшифрованное вторым вахтенным — «Командиру». Это означает, что 
когда он прогонит сообщение через свою шифровальную машину, то тоже не получит 
ничего внятного. Другими словами, в нем использован тройной код. Теперь 
командир должен лично проделать всю работу, используя известный лишь ему одному 
код.

Многозначительные переглядывания: совершенно небывалый случай. Такого не 
случалось раньше в течение этого похода. Что они нам приготовили? Старик 
удалился в свою конуру вместе с шифровальной машиной и вызвал первого 
вахтенного офицера. Они вместе целых пять минут ворошили документы. В воздухе 
витает напряженное ожидание. Когда Старик вновь появляется на свет божий из 
своей дыры, он не говорит ни слова. Все молчат.

— Интересно, — наконец произносит он. И больше ничего, хотя все глаза 
устремлены на него. Проходит еще несколько минут, прежде чем он добавляет:

— Нам назначили новый порт приписки.

Его голос звучит не так спокойно, как ему наверняка хотелось бы. С этим новым 
назначением что-то нечисто.

— Правда? — невзначай бросает Шеф, будто ему абсолютно все равно, где 
заправлять лодку в следующий раз.

— Специя.

— Что это?

— Именно то, что я сказал — Специя. Вы что, оглохли, шеф?

Командир резко встает на ноги, проделывает путь назад до своей каморки и 
скрывается за зеленой занавеской. Мы слышим, как он снова роется там.

Перед моими глазами возникает карта Европы — во всех подробностях. В школе я 
лучше всех рисовал ее от руки. Специя — это Италия. Какого черта? У меня в 
животе похолодело. Глубоко внутри меня притаился ужас. Я моргаю глазами и дышу 
ртом, как рыба, выброшенная на берег.

Второй вахтенный офицер, запинаясь, тянет:

— Но это значит…

— Да, Средиземноморье! — резко обрывает его шеф. — Кажется, мы нужны там.

Он сглатывает слюну, его адамово яблоко подозрительно вибрирует:

— Стало быть, курс на Гибралтар!

— Гибралтар… — эхом отзывается второй вахтенный, глядя на меня с открытым ртом.

— Джебель-аль-Тарик!

— Что?

— Гибралтар на арабском: гора Тарика.

Гибралтар — скала, населенная обезьянами. Очертания фигуры обезьяньей самки с 
детенышами, прижавшимися к ее брюху. Блестят оскаленные зубы. Колония 
Британской короны. Геркулесовы столпы. Мост, по которому проходили миграционные 
потоки между Европой и Азией. Оле, Африка! Танжер! Острый, пряный! Конвои, 
идущие на Гибралтар! Там собрана добрая половина британского флота. Где-то в 
моей голове иголка патефона ездит по одной и той же дорожке: Гибралтар — 
Гиб-рал-тар — гроб-алтарь — гроб, алтарь, гроб, алтарь.

Старик тоже явно не в восторге. Навряд ли он горит желанием изучить воды 
Средиземноморья. Не говоря уже о грязной гавани где-то в Италии. Фюрер принял 
решение — а нам расхлебывать! Вот это девиз как раз для нас: его следовало бы