прыть!

Старик задирает ноги и расстегивает жилет. Он словно устраивается поудобнее, 
чтобы рассказать парочку анекдотов.

Интересно, что дальше случается с потопленными лодками. Может, они, сплющенные, 
там и остаются, гротескная армада, постоянно висящая на глубине, где плотность 
воды в точности соответствует плотности исковерканного куска металла? Или они 
спрессовываются дальше, пока не опустятся на тысячи и тысячи метров, чтобы лечь 
на дно? Надо будет как нибудь спросить командира. Как-никак, он на короткой 
ноге с давлением и вытесняемым объемом. Он-то должен знать. Скорость падения, 
сорок километров в час — мне тоже необходимо знать это.

Старик вновь ухмыляется своей привычной слегка кривой усмешкой. Но его глаза 
внимательно переходят с одного на другое. Он вполголоса отдает рулевому 
приказание:

— Круто лево руля, курс двести семьдесят градусов!

— Эсминец атакует! — сообщает акустик.

Я не свожу глаз со Старика. Он сейчас не смотрит.

Белая кость… они приближаются к нам на максимальной скорости.

Мы по-прежнему так глубоко, как только возможно.

Кинопленка остановилась на мгновение. Затем акустик делает гримасу. Нет никаких 
сомнений, что это означает.

Медленно тянутся секунды: бомбы уже в пути. Дыши глубже, напряги мускулы. Целая 
серия сотрясающих взрывов почти сбивает меня с ног.

— Подумать только! — восклицает Старик

Кто-то кричит:

— Течь над водомером!

— Не так громко! — обрывает его командир.

Опять то же самое, что и в предыдущий раз. Наше слабое место. Струя воды, 
твердая, как арматура, пересекает весь центральный пост, разделив лицо Старика 
на две половины: с одной стороны — удивленно открытый рот, с другой — поднятые 
брови и глубокие складки на лбу.

Пронзительный свист и топот каблуков. Невнятные выкрики со всех сторон. Моя 
кровь застыла, превратившись в лед. Я перехватываю бегающий взгляд Семинариста.

— Я устраню ее! — это помощник по посту управления. Он одним прыжком 
оказывается рядом с пробоиной.

Внезапно меня охватывает бешеная ярость: проклятые сволочи! Нам ничего не 
остается, как только ждать, пока эти ублюдки не потопят нас внутри нашей 
собственной лодки, как крыс.

Помощник насквозь мокрый. Он перекрыл какой-то вентиль. Струя стала изгибаться 
в кривую, падающую на палубные плиты, и поток начал иссякать.

Я замечаю, что дифферент у лодки опять приходится на корму. Шеф под прикрытием 
очередного взрыва уравнивает лодку. Она нехотя встает на ровный киль.

Эта струя воды, ворвавшаяся под немыслимым давлением в лодку, потрясла меня до 
глубины души, дав возможность ощутить грядущую катастрофу. Всего в палец 
толщиной, но насколько пугающая. Страшнее, чем любой штормовой вал.

Новые разрывы.

Или я перестал что-либо понимать, или под люком боевой рубки собралось 
несколько человек. Как будто там есть какой-то шанс!

Мы еще не дошли до точки, чтобы всплывать. Старик сидит так спокойно, что никак 
не подумаешь, будто он испробовал все уловки, имевшиеся в его распоряжении. Но 
усмешка сошла с его лица.

Акустик шепчет:

— Еще шумы винтов на ста двадцати градусах!

— Ну вот мы и попались! — негромко произносит Старик, и в этом можно не